мы на тебя хотели! – воскликнула сверху девушка и действительно плюнула на совершенно опешившего громилу.
– Не принести ли вам кусочек его мяса, моя милая? – продолжал наш новый галантный приятель, размахивая кинжалом у самого носа струсившего наглеца. – Только маленький кусочек, моя дорогая? – продолжал убеждать он. – Чуточку печенки с каперсовым соусом?
– Не хочу я этой гадости! – воскликнула девушка среди общего смеха.
– Ни одного кусочка? Даже если я отвечаю за нежность мяса? Это будет вполне подходящая закуска для дам!
– Нет уж! – и она решительно повторила плевок.
– Слышишь, ты противен дамам, гасконская свинья!
После этого он вложил в ножны свой кинжал и, схватив за ухо верзилу, быстро развернул его и дал ему такого пинка, что тот, зацепив ведро, отлетел к стене. Там он и оставался, посылая проклятия и потирая ушибленные места, между тем как победитель воскликнул с торжеством:
– Хватит с него! Если найдутся желающие продолжить поединок, то Блез Бюре к их услугам. Если нет – пора закончить это. Пусть кто-нибудь отыщет стойла для лошадей этого господина – они совсем прозябли, и конец делу. Что касается меня, – продолжал он, обращаясь к нам и грациозным жестом снимая свою помятую шляпу, – то я покорный слуга ваших сиятельств.
Я горячо поблагодарил его, хотя и был поражен его видом. Плащ его был в лохмотьях, спускавшиеся до колен панталоны, когда-то очень красивые, теперь были покрыты грязью, а кружева все оборваны. Он выступал с забавной гордостью и имел вид предводителя шайки кондотьеров. Но, тем не менее, он оказал нам услугу, и Жан был избавлен от всяких дальнейших хлопот с лошадьми. Кроме того, нельзя не уважать храбрость, а он без сомнения был храбрецом.
– Вы ведь из Орлеана, – сказал он довольно вежливо, но скорее утвердительно, а не в виде вопроса.
– Да, – отвечал я, немало удивленный. – Разве вы заметили откуда мы подъехали?
– Нет, но я посмотрел на ваши сапоги, господа, – отвечал он. – Если на них белая пыль, то их хозяева приехали с севера, красная пыль – с юга. Видите теперь?
– Да, я вижу, – сказал я с изумлением. – Вы прошли должно быть строгую школу, мсье Бюре.
– У строгих учителей бывают сметливые ученики, – отвечал он с усмешкой, и ответ этот мне пришлось припомнить впоследствии.
– Ведь вы также из Орлеана? – спросил я, когда мы собрались идти в дом.
– Да, также из Орлеана, господа, но раньше вас. Я везу письма, весьма важные письма, – сказал он с таким видом, как будто удостаивал нас своим доверием, потом он гордо выпрямился, бросил строгий взгляд на прислугу у конюшни, похлопал себя несколько раз по груди и, в заключение всего, закручивая свои усы, подмигнул девушке, жевавшей у окна соломинку.
Я опасался, что нам будет трудно отделаться от него, но оказалось наоборот. Он с видимым удовольствием выслушал вторичное выражение нашей признательности, поклонился нам, как и прежде сильно взмахнув шляпой, и удалился с важным видом испанца,