поколений тому, что мы можем покончить со Смутой[15] с помощью переговоров и компромиссов. Этому же я учил своих сыновей. Я не возлагал на будущее ничего, кроме надежд. Но моим детям в будущем было отказано, они никогда не сыграют в нем своей роли. Они ничего никогда не сделают, мистер Лоренс, потому что не все хотят положить конец тому аду, в котором живет Ирландия. У меня отобрали мою жену и моих детей. Они были убиты, потому что не все выиграют от объединения Ирландии. Некоторым людям есть что терять, и они сделают все, чтобы подорвать мир, к которому стремится Ирландия. Мне потребовались усилия и время, чтобы это понять, мистер Лоренс. И тогда я осознал, что мой подход не работал. Как только я понял, что моя жизнь разрушена – и что без радикального вмешательства она будет разрушаться снова и снова, – мне стало понятно, что нужно что-то делать. То, что я сделал сегодня, я сделал для себя, своей семьи и своей страны. Я встану и скажу это в любом суде, перед которым должен буду предстать.
Макгейл замолчал, откинулся на стуле, однако его напряжение не спало. То, что он сказал, застало Дэниела врасплох. Никогда раньше он не слышал столь прекрасно сформулированного объяснения убийства. Это не были слова фанатика, но слова образованного человека, который верил в собственные идеалы и избрал путь, казавшийся ему единственным возможным.
Секунды или даже минуты проходили в молчании, пока Дэниел обдумывал услышанное. Было слишком много информации, которая повергла его в шок. Он не был готов к тому, что человек, которого он считал фанатиком или психопатом, окажется столь разумным.
– Вам, возможно, нужна минутка, мистер Лоренс? – наконец снова заговорил Макгейл.
Дэниел поднял взгляд. Он не заметил сколько времени провел в глубоких раздумьях. Адвокат встрепенулся, понимая, что нужно было соображать на ходу. Масса вопросов возникла у него в голове: когда погибла семья Макгейла? Что привело его на Трафальгарскую площадь? Неясностей было много, но только одна требовала немедленного прояснения:
– Эймон, я не понимаю. Что, черт возьми, получал Говард Томпсон от подрыва мирных отношений в Ирландии?
Макгейл буравил Дэниела взглядом, пока тот говорил. Когда он услышал вопрос, в его глазах промелькнули боль и сожаление. Те же эмоции звучали в его голосе во время ответа:
– Мистер Лоренс, я могу понять, почему вы считаете, что моей целью был Говард Томпсон. Но прошу вас, поверьте мне, что о его ранении я всегда буду сожалеть. Он великий человек, который старался творить великие дела для моей страны. Я бы ни за что на свете не хотел причинить ему боль. Сегодня я пошел на Трафальгарскую площадь, чтобы убить только одного, – и я преуспел в этом. Нил Матьюсон был плохим, очень плохим человеком, с руками по локоть в крови моей нации. Он заслужил умереть той мучительной смертью, которую я ему даровал.
Дэниел наклонился вперед и приготовился задать следующий вопрос. Его переполнял азарт, он хотел знать все.
– Мистер Лоренс, планируете ли вы покинуть мой участок или собираетесь сидеть тут всю ночь?
Голос