за шлюхи такие, которые принимают кредитки?
Мы трое переглянулись, но предпочли промолчать. Да и что можно было сказать? Правда заключалась в том, что шлюхи действительно принимали кредитки – по крайней мере те шлюхи, с которыми имели дело мы! Проститутки уже настолько вписались в стрэттонскую субкультуру, что мы классифицировали их как торгующиеся акции: «голубыми фишками» мы называли шлюх высшего класса, как говорится crиme de la crиme. Обычно это были юные модели в начале карьеры или невероятно красивые студентки, которым были очень нужны деньги на обучение или на дизайнерские шмотки. За несколько тысяч долларов они были готовы проделать с тобой или друг с другом практически все, что только можно себе вообразить.
За ними шли «насдаки», которые считались классом ниже «голубых фишек». Им платили от трех до пяти сотен баксов, и они всегда требовали, чтобы ты надевал презерватив – или платил им офигительные дополнительные чаевые (я лично всегда платил). Потом шли шлюшки из «списка акций», эти были хуже всех – девицы с улицы или жалкие девушки по вызову, номера которых мы находили в порнографических журнальчиках или в телефонных будках. Эти обычно стоили сотню или даже меньше, и если у тебя не было презерватива, то на следующий день следовало сделать инъекцию пенициллина, а потом хорошенько помолиться, чтобы у тебя не отвалился член.
Но «голубые фишки» принимали кредитки, так почему бы не списать эти деньги со своих налогов? В конце концов, налоговой все это было прекрасно известно. Вообще-то в старые добрые времена, когда перепих в обеденный перерыв считался нормальным корпоративным стилем, налоговая называла подобную статью расходов «обедом с тремя мартини»! У них даже был специальный бухгалтерский термин для них – ПР, что означало «поездки и развлечения». А я просто позволил себе маленькую вольность и заменил ПР на ПС: «попки и сиськи»!
Но если отвлечься от этого вопроса, то у меня были куда более серьезные проблемы с отцом, чем сомнительные расходы по корпоративной кредитке. Дело в том, что он был самым скупым человеком, когда-либо жившим на этой планете. Ну а я, как бы это сказать, – в общем, я принципиально расходился с ним по вопросам управления моими деньгами, потому что не видел беды в том, чтобы проиграть полмиллиона долларов в казино, а затем бросить пятитысячную серую покерную фишку шикарной «голубой фишке».
Короче говоря, Безумный Макс чувствовал себя в «Стрэттон-Окмонт» как рыба, выброшенная из воды, или, точнее, как рыба, выброшенная куда-нибудь на Плутон. Ему было шестьдесят пять лет, то есть примерно на сорок лет больше, чем среднему стрэттонскому брокеру. При этом он был прекрасно образован, имел диплом бухгалтера, его IQ просто зашкаливал – а у среднего стрэттонца образования не было вообще, а ума было как у курицы. Он рос в другое время и в другом месте: в старом еврейском Бронксе, среди догоравших углей Великой депрессии, и часто не знал, что будет есть на ужин. И, как у миллионов других людей, выросших в тридцатые годы, его психика никак не могла избавиться от наследия Депрессии: он боялся риска, противился любым