возгласы соседей по даче. Вернулась. Следом сконфуженный Витька.
– Что случилось, Магда? – с легкой усмешкой, будто с превосходством.
Она села за стол, поправила парик:
– Подай мне вилку, животное!
Витька подал. Она швырнула ее в тарелку и пошла на второй этаж.
– Прекрати красть мои деньги и спонсировать этого античеловека! – кричала, не оборачиваясь.
Нахохлились оба. Стояли пристыженные.
– Я помню, как Виктор Борисович…
Малаховский подобрал возле дачи приблудную кошку и назвал ее Мусей. Одна эта животинка и любила его. Была когда-то у него детская фотография мальчика с кошкой. Мусей они с Толькой звали свою мать, которую безнадежно любили и пьяную затаскивали домой по очереди. Провожая гостей и поглаживая кошку на руках, он говорил почти по Шекспиру: «Не стал бы жить и дня, но Мусе будет трудно без меня».
Море провалилось в сатанинскую тьму. Холодно зажглись огни в кафе. По столам, отраженным в стекле, летали официанты с той стороны, бесплотно сквозя меж бутылок и фужеров. Молодая любовница напилась и уже не стеснялась говорить о последних счастливых днях с Виктором Борисычем. Ее слушали, но не слышали.
– Вот вы какая! Надо же, как интересно! – громко, с вызовом, сказал Слава.
– А вы что думали – лохушка-аниматорша с «Поляны сказок»?! Он мне ноутбук обещал купить!
Все склонили головы. Женщины искоса переглядывались.
– Боже, какая прелестная истерика, – начал Слава и оборвал себя, неотрывно, со злостью глядя на нее. Понял, что и сам тяжко пьян.
– Друзья, а давайте купаться голыми! – вдруг закричала желтолицая поэтесса и взобралась на стул.
– Ой, какой ужас! – ахнул кто-то.
– А что?! Так сказать, в честь! Я купалась с Ошаниным! За мной! – она покачнулась, рявкнула стулом – ее едва успели подхватить. – Отпустите меня! Молчите, просто молчите. Симулируйте нерешение.
– Ой, какой кошмар!
– Ей вообще пить нельзя! Категорически!
– А нам выпивку и бутербродики дадут забрать?
– Да вы вон как Сюрябкина, втихаря, в сумку, в сумку.
Оставил их, поразившись, что так долго просидел здесь. Шел по набережной. Печально просигналив, отстранился от города лайнер, разворачивался в открытое море на дребезжащих световых столбах иллюминаторов. Слава думал про свою жизнь и пьяно вопрошал: почему земное не удовлетворяет, почему здесь все наполовину, здесь все – там. Задумался, а уже стемнело – и внезапно вспышка прибоя на темно-серой гальке. «Этот мир неисчезаем»! – вдруг понял Слава.
Пусто в темной квартире. Комки пыли на полу. Липкая посуда, липкая вода, потеки на унитазе. Заколоченные фанерой окна лоджии, будто его заколотили в товарняке с надписью «В тупик». Открыл материн шкаф – на плечиках ждет Витькино кашемировое пальто, под ним стоят высокие бархатисто-замшевые ботинки с перфорацией, которым он так завидовал.
Магда умерла через год. Ее похоронили на Переделкинском кладбище. Была,