кариеса, а на правой щеке висела здоровенная волосатая бородавка. При этом при всём, старуха явилась по-идиотски накрашенной, с подведёнными глазками и накладными ресницами. Обильно сдобренное тональным кремом лицо от подобного слоя штукатурки смотрелось настолько нелепо, что и представить невозможно. Три волосины, а именно только так можно было назвать старушечью шевелюру, являлись покрашенными под блондинку и уложенными в современную причёску. Одежда старухи поражала ничуть не меньше. Зауженные джинсы заканчивались женскими мокасинами телесного цвета, а маечка прятала под собой лифчик-невидимку с силиконовыми вкладышами. Чашечки эти размером своим походили на твёрдую четвёрку, не меньше, поэтому старухе под их тяжестью волей-неволей приходилось гнуть спину. Бабуля определённо для чего-то, а может и для кого-то, молодилась.
– Сказочный заход! – продолжала веселиться столетняя модница. – И год-то какой выбрал… Скажете случайность? Ни за что не поверю! Ух, радость-то какая! Сейчас баньку истопим, пирожков напечём…
– Постой! Где-то я тебя уже видел, – встал с пола писатель. – Надо же: развалюха развалюхой, а вырядилась, как девчонка перед дискотекой. Отвечай по существу: ты Баба Яга что ли?
– Что ты, Ванюша?! – прикидывалась шлангом бабка. – Баба Яга – то моя внучка. А я попросту Альма-матер всякой ведьме или колдунье.
– Какой я тебе Ванюша, старая? – недоверчиво покосился на бабку писатель.
– Спрашиваешь! Тот самый Иван-дурак, который всю эту химеру, донельзя испещрённую нелепыми вычурами, и породил. Такое только дураку под силу, – ни секунды не думая, ответила бабушка Бабы Яги.
– Скажешь тоже, – крайне обомлел писатель. – Меня и звать-величать по-другому.
– Важно не то, как звать, а то, что дурак! Запомни сам и детушкам своим расскажи: «дурак» всегда первично по отношению к имени, – продолжала чудачить старуха. – А уже к дураку любое имя приставляй, суть от этого не изменится. Тут или крест снимите, или трусы наденьте, другого не дано…
– Да пошла ты! – обиделся писатель. – Где у тебя выход?
– Не суетись! Сядь, посиди. В ногах правды нет, – перевела рельсы старуха. – Чайку попьём, о том, о сём потолкуем. Поначалу все так ерепенятся, а опосля чаепития любого возьми – никаким дымом из избы не выкурить…
– Чего ты ко мне привязалась? – недоумевал писатель. – Я что, какой-то особенный?
– А перстенёк-то у тебя как блестит… залюбуешься! – оставила бабушка вопросы без ответа, попросту не обратив на них внимания. – Чайку изопьём, в баньке попаримся, спать ляжешь: так выспишься как в самом детстве. А за перстенёк не беспокойся. Тут ему ничего не угрожает. Максимум, что с ним может случиться, так это уменьшение в размерах или подмена металла с золота на медь. Так разве это горе? Бывают случаи и страшнее. Забудь, одним словом, про свой зачётный перстенёк. Другое