Шоу. Анастасия Ивановна Мартюшева

Как думаешь, игра стоит свеч? – спросил Константин, глядя на меня в упор.

      – А? Что? – не поняла я, но потом быстро сориентировалась. – Да, да, конечно…

      – Ты какая-то странная сегодня, – хмыкнул он.

      – Извини, просто неважно себя чувствую, – я встала из-за стола, кое-как столкала в папку недописанный сценарий. – Мне пора. Пока.

      – Пока… – растерянно отозвался Константин.

      Я брела по улице. Здание театра давно осталось позади. Там же остался и Белочкин… вместе с той блондинкой…

      Перед глазами всё стояла одна и та же картина. Я отчётливо видела, как блондинка обнимает Мишу. Моего Мишу. Богатое воображение рисовало и другие, ещё более яркие картинки: как Белочкин обнимает её, целует, как на рояле играет, поёт для неё…

      Понятно, где он пропадает всё время. Понятно, почему задерживается в театре допоздна… На глаза навернулись слёзы. Я старалась их сдерживать, пока не поняла: это бесполезно.

      Моросил дождь. Мелкие капельки смешивались со слезами, текли по щекам, капали на куртку. И по гладкой чёрной ткани бежали вниз.

      Живём мы… наша квартира… В общем, от театра до дома недалеко. Но сегодня мне показалось, что я шла домой очень долго, точно привычный пусть вдруг сказочным образом увеличился раза в три.

      Я бросила сумку и куртку на тумбочку с обувью, а сама, не снимая кроссовок, села на диванчик, стоящий в прихожей. На спинке дивана сидела большая плюшевая белка.

      Белочкин подарил её мне на День Всех Влюблённых.

      Я уткнулась в мягкий ярко-рыжий мех белочки. От него пахло Мишиным одеколоном…

      Глава 3

      К вечеру я более или менее успокоилась. Но заниматься обычными делами не стала: прибирать не хочется, готовить ужин – тоже. А смысл? Белочкин опять вернётся около полуночи, скажет, что не голоден… А я, как последняя дура, буду сидеть на кухне часами, ждать его, пять раз подогревать остывший ужин для него…

      Нет, не буду. Не буду и всё. На зло.

      Я занялась недописанным сценарием. Но сосредоточиться не получалось. В лучшем случае, я с трудом «выжимала» из себя фразу-две и тут же зачёркивала их, а в худшем – просто тупо смотрела на лист бумаги, на перечёрканные строчки.

      Белочкин вернулся с работы около восьми часов в прекрасном настроении ( в отличие от меня).

      – Привет, – Миша улыбнулся, обнял меня.

      – Привет, – я смогла улыбнуться.

      Наверное, актриса я никчёмная; Миша, посмотрев на меня, спросил:

      – Что случилось? Почему ты такая грустная?

      – Ничего, – я положила голову ему на плечо. – Всё нормально…