Девочки должны были выглядеть по-другому, просто по-разному, ведь невозможно убить одновременно двенадцать детей, если только не расстрелять их из автомата, что исключено. Да и вообще, пока способ убийства совершенно не очевиден, ну, кроме того, что очевидно – это не огнестрел, это не ножевые. В остальном, буду разбираться. – он помолчал. – Согласен с тобой, Саша, вляпались мы, ой, вляпались. И хлебнем еще по полной…
Все опять покивали, зашевелились и стали расходиться, понимая, что только полное погружение в работу даст им возможность несколько отстраниться от того ужаса, который сейчас окружал их на месте происшествия. Надо было срочно раздробить общую картину преступления на отдельные фрагменты, распределить работу по отделам и подразделениям, перевести эту душевную боль в формальную плоскость. Иначе, каждый из присутствующих здесь мужчин, настоящих профессионалов, не задумываясь, физически уничтожил бы при встрече зверя, совершившего подобное.
На площадке, где все курили, остались только Прохоров, Петр Семенович и Сережа Челикин. На душе у всех было настолько тошно, что не хотелось даже смотреть друг на друга.
– Саш, ты понимаешь, что мы вляпались в маньяка? – Евстигнеев устало опустился на поваленное дерево. – Не возможно предположить, что двенадцать убийц договорились о создании мемориала, принесли сюда свои жертвы определенного возрастного ценза, красиво их разложили, захоронили и разошлись по домам. Прости, господи, мой цинизм! Или ты считаешь, что это возможно?
– Не грузи, Семеныч, и так паршиво, – Саша Прохоров затушил очередную сигарету, помянув про себя добрым словом Виктора Бернхардовича Райса с его пачкой "Кента", и стал рассуждать. – Конечно, трудно предположить описанный тобой вариант, но с другой стороны… Все двенадцать жертв надо было как-то сюда доставить – на руках не донести, нужна машина и не легковая. Это раз. Второе. Вы видели эту яму? Наши вон вшестером ее еле откопали. И последнее. Представляете какое время требуется, чтобы фигурно, почти любовно, разложить детей? Я хочу сказать, что все это требует усилий и уверенности, что тебя не застукают. Короче, мы имеем дело с наглым, безбашенным негодяем, сукиным сыном, который считает, что до него не доберутся.
– Ладно, это – лирика. Поймаем, и все выясним, – майор развернулся к участковому. – Сережа, а что ты скажешь, если я поговорю с твоим начальством о прикреплении тебя к моей группе? Место происшествия – на твоем участке. Арбецкий – тоже у тебя. В общем, все крутится пока вокруг твоего участка, а ты его хорошо знаешь, люди тебе там доверяют. Короче, сам бог велел тебя подключить. Будешь нашими глазами и ушами в центре событий. Что скажешь, лейтенант?
– Да, я… Да, конечно! С радостью! Ой, что я говорю – с удовольствием! Ну, не знаю, какие слова надо сказать. Служу Советскому Союзу! – вдруг выпалил растерявшийся Сережа Челикин и даже приложил руку к козырьку. – Александр Сергеевич, пожалуйста, подключите меня. Я буду вам очень помогать, честно слово.
– Подключи, подключи его. Он мальчик толковый, – вступил с бревна в разговор Петр