шёл, останавливался, снова шёл. Сквозь сон Эркин чувствовал эти остановки, слышал чьи-то шаги и голос проводника:
– Ну, куда я вас… и так под завязку… лезьте на третью и чтоб без звука… а литер твой где?.. Давай, давай по-тихому, проспись сначала… всё-всё, чтоб я тебя не видел и не слышал, летун… Не видишь, что ли… давай сюда, дочка, здесь поспокойнее…
Слышал, но не просыпался, смутно ощущая, что его это не касается, что ни Жене с Алисой, ни ему это никак не угрожает. А на одной из остановок его почти разбудил какой-то странный шорох, будто кто-то скребётся о стенку вагона. Он даже приоткрыл глаза и приподнял голову, но в вагоне было темно, а шумный храп и чьи-то голоса сразу заглушили этот шорох. Эркин уронил голову на подушку и опять заснул.
Первой проснулась и забарахталась, пытаясь добраться до окна, Алиса. И разбудила Женю.
– Тише, Алиса, – Женя села, протирая глаза. – Перебудишь всех.
– Ну, мам, уже утро, – возразила Алиса и ойкнула: – Ой, мама! Что это?!
Вагон заливал мягкий и очень… светлый свет, не солнечный, а какой-то… белый. Женя повернулась к окну. И увидела белую равнину до горизонта. И белое небо. Снег? Да, ну конечно, это же снег.
– Это снег, Алиса.
– Так много? – удивилась Алиса. – А почему он не тает?
– Потому что зима, – ответила Женя.
Она посмотрела на часы и ахнула. Господи, уже десятый час, уже день. Надо привести себя и Алиску в порядок. А Эркин? Женя встала и посмотрела на верхнюю полку. Эркин лежал на спине, закинув руки за голову, и спал. Женя сразу отвела глаза, зная, как легко будит его её взгляд. Спал и Владимир, лёжа на своей полке, и ещё кто-то на второй верхней.
Алиса сидела и смотрела в окно, а Женя, стараясь не шуметь, сложила одеяло, закатала его вместе с подушкой в тюфяк и поставила получившийся рулон в угол за спиной Алисы.
– Мам, я лучше сяду на него. А то плохо видно.
– Хорошо, – согласилась Женя. – Но сначала умоемся.
Она взяла полотенце, подождала, пока Алиса обуется, и повела её в уборную.
Вагон спал. Храп, вздохи, сонное бормотание, свисающие с верхних полок угол одеяла или пола шинели… а уже возле двери в тамбур с уборной им встретился проводник.
– Доброе утро, – улыбнулась Женя.
– И вам доброе, – ответно улыбнулся он, встопорщив серо-жёлтые от седины и табака усы. – Чай будете брать?
– Да, спасибо, – кивнула Женя.
– Придёте тогда ко мне. Но кружки свои берите, стаканов нет.
– Хорошо, – согласилась Женя.
В уборной было чисто и совсем не чувствовался запах спиртного. Женя умыла Алису, привела её в порядок и, велев ждать её снаружи и никуда не уходить, занялась собой.
Эркин потянулся во сне и, повернувшись набок, едва не упал. Он открыл глаза и сразу зажмурился: таким белым был заливавший всё свет. Что это? Кафель?! Опять… он даже застонал от этой мысли.
– Что? – насмешливо сказали по-русски. – Голова болит после вчерашнего?
Русская речь успокоила Эркина, и он снова открыл глаза.
Да, это вагон, вон спит Владимир, а кто ж ему сказал?
На верхней полке напротив него круглое и, несмотря на