на месте удержаться. Княгиня скора на расправу. Его, боярина, путь сложен, каждый шаг как по тонкому льду.
– Так что делать скажешь? – пробился через мысли голос десятника.
– Ладноть, веди Людослава до терема. Встречусь с ним. Да-а! И пошли кого за чернецом.
Уже через короткое время наместник был у себя.
Давно воевода не виделся с волхвом. Постой, когда это было, дай бог памяти? Ну, точно, осьмнадцать годков тому. Тогда великий князь Игорь Старый его, молодого сотника детской гриди, посылал объезд границ княжества с Диким полем вести. Интересно, что этому от него потребовалось, ведь его «нора» далеконько от погоста? Перед сидевшим в красном углу в светлице своего терема, под иконами с ликами святых, боярином, предстал старец в широком полотняном одеянии, с вышитым красными нитками орнаментом родовой вязи. На плечах у него вместо плаща – волохатая шкура медвежья, в руке – резной посох, изукрашенный дивно, по коему видно, что много дорог с ним пройдено. Волхв из-под полностью седых кустистых бровей, чуть наползавших на глаза, неодобрительно посмотрел на грубую иконопись с тлеющей лампадкой на медных цепочках над головой хозяина становища. Его костлявые руки вцепились в посох, превратив темную старческую пигментацию кожи в бледно-серый цвет. Взгляд старика уперся в глаза воеводе, и чудится тому, не в очи – в самую душу смотрит вещий, взглядом очей своих, древней мудростью, ее будто стрелой насквозь пронзая. За левым плечом ведовского старца стоит отрок годов пятнадцати. И воевода, и старец молча изучали один другого, не торопились начинать разговор, тем паче, что воеводские ближники, рассевшись у стены, копируя, видно, думных бояр в княжеских палатах, словно воробьи, заметившие крошки, тихо зачирикали, делясь впечатлениями. Последний раз Велесовы волхвы посещали погост десяток лет тому назад. Помнится, ничего хорошего из их прихода не было. Чего от этого медведя-перестарка ожидать?
– Нишкни! – утихомирил свой кворум наместник и обратился к пришлому. – С чем пожаловал в погост, Людослав?
Волхв не успел ответить, как дверь за его спиной распахнулась и в помещение темной плямой ворвался худощавый пастырь овец божиих Ряшицкого погоста, отец Григорий. Его глаза встретились с глазами оглянувшегося на скрип двери и шум шагов волхва. Два непримиримых врага, два разнившихся взгляда на бытие и сознание встретились воочию. Волхв был стар и мудр, священник новой религии – начитан, молод и до фанатизма верил в свою правоту. Не терпел инакомыслящих в подвластной ему епархии.
– Просвети очи мои, Христе боже, давший мне свет твой дивный! Что я зрю в чертогах твоих, боярин? Али княгиня не отдавала приказа бороться со врагами рода человецего? – возопил священнослужитель, накручивая себя, готовясь, если придется, вступить в полемику, в драку, в силовой вариант захвата лесного колдуна, бродяги неприкаянного. – Вам, сидящим в этом зале, нужда большая есть, Псалтырь открыть, заглянуть в него. Там для всякого христианина прописан канон: «И кто не восхвалит тебя, Господи, и не верует всем сердцем и всей душой во имя отца и сына и святого