скотный двор, овин, три амбара, сенной и дровяной сараи, два погреба.
Нынче, изрядно потрудившись на сенокосе и повечерив, семейство Боровковых чаёвничало. На столе стоял самовар на медном подносе, стаканы с чайными ложками, блюдца, большой красный в крупную белую горошину заварной чайник на самоваре, сухари в соломенной хлебнице и кусковой сахар в стеклянной сахарнице. Дочери чаёвничали так: обмакивали в стакане сладкого чая сухарь, откусывали размягчённый кусочек, запивая глотком напитка. Пётр Сергеевич же с остальными домочадцами предпочитали пить чай вприкуску, что являло собой не что иное, как непризнанную в качестве национального культурного явления церемонию чаепития по-русски. Посему будет уместным описать её здесь во всех подробностях.
Глава семейства достал из выдвижного ящичка увесистый нож, положил себе на левую ладонь один из крупных кусков сахара и расколол его, ловко и метко ударив по нему длинным лезвием так, что кусок распался на удерживаемые ладонью почти равные половинки, каждую из которых тут же постигла та же участь – быть в свою очередь безжалостно раздвоенной. На этом экзекуция над белой сладостью не закончилась. Теперь в дело вступили явившиеся в руках Петра Сергеевича маленькие кусачки, коими он теперь стал отщипывать от уже наколотых кусков совсем уж крохотные, не многим больше подсолнечного семечка, кусочки. После того как сахарные семечки, будучи нащипанными в достаточном количестве, оказались в сахарнице, можно было приступать собственно к чаепитию вприкуску. Тут горячий чай из стакана положено было налить в блюдце и, поддерживая его всеми пятью пальцами снизу, поднести ко рту. Другой же рукой, взяв из сахарницы сладкую семечку, положить её на язык, и потом уж напиток понемногу схлёбывался через блюдечный край и, прежде чем делался очередной глоток, как бы процеживался чрез лежащий во рту кусочек сахара. Чай при этом лишь чуть-чуть подслащивался, сохраняя во вкусовом букете собственные нотки. При таком чаепитии по-русски, обычно ещё и под неторопливые застольные разговоры, выпивалось не по одному, а по три-четыре стакана напитка.
– Да… Раньше-то, при дедах ваших, когда у общины свой лес был, горя с дровами вовсе не знали, – делился за чаем своими мыслями с сыновьями Боровков старший, – платить-то нужды не было. Бывало, придёт мужик к деревенскому старосте, так и так, скажет, спалил, мол, весь дровяной припас, давай определяй делянку на столько-то возов леса. Ну, знамо дело, поставит ему магарыч. Вот и всех хлопот! А дальше не жалей, мужик, рук и лошадей: вали, руби, грузи да вози. Ну и повырубили обчественный лес-то. Да…
– А что ж так-то – недальновидно? – спросил задумавшегося отца Никита.
– Да дурнями были. Надо ж было новый лес на вырубках садить, да не нашлось, должно быть, вовремя умного-то человека, чтоб вразумил народ. Теперича вот приходится платить за казённый лес, да лесничего чем ничем ублажать, чтоб не медлил с приказом лесникам делянку определить и деревья пометить. Так что