так как сам ни в кого не умел превращаться, а потом я как-то полюбил кота тёти Маши, целое лето играл с ним. В конце того лета я без особых усилий сумел превратиться в кота. Удивительно, в образе кота я сумел приобрести и достаточно острые когти, чтобы без труда лазить по деревьям. Теперь уже Люба мне завидовала, а отец смеялся, успокаивал её и говорил, что он тоже не умеет лазить по деревьям. Да, я забыл сказать, что все мы трое использовали между собой только мысленную речь, в которой очень трудно скрыть любые оттенки наших детских чувств. Так что в первые годы ссоры возникали то и дело, и отец с трудом мирил нас. Он всегда говорил, что это результат приверженности числу два, что мы ссоримся только потому, что нас, детей, двое. А когда он с нами, то нас становится трое – и ссориться уже труднее. А вот когда приезжала Любина мама тётя Валя, – нас становилось четверо, – вот тогда наступало настоящее блаженство. Любина мама не умела изменяться, но зато была доброй и умела мысленно говорить. В её присутствии Люба сразу переставала мне завидовать. Тогда мы гуляли все четверо по лесу, демонстрировали ей наши детские успехи, порой, заигравшись, убегали, а тётя Валя всё расспрашивала отца о его далёкой родине. Он для неё был полнейшей загадкой. Она говорила, что может с первого взгляда определить, из какой страны приехал тот или иной человек, но «определить» моего отца она так и не смогла.
Тётя Валя научила нас всех тому, что даже мой папа не умел делать, – она научила нас играть в прятки. Вы думаете, что ж в этом такого? Все дети играют в прятки. Да, все дети умеют, а мы с Любой и мой папа – не умели, так как слишком легко по мыслям находили спрятавшегося. И весь смысл игры – пропадал. Тётя Валя показала нам, как поставить защиту своим мыслям, оказалось – это очень просто, достаточно мысленно «посадить себя в кастрюлю и накрыть сверху крышкой». Тогда ни сам ничего не слышишь, ни тебя никто не слышат, и можно играть в прятки. А ещё можно мысленно провертеть в стенке кастрюли маленькую дырочку, – тогда сам слышишь, а тебя по-прежнему никто не слышит.
Однажды папа услышал, как пастух играет на рожке. Это ему так понравилось, что мне пришлось идти к пастуху и узнавать, где можно достать рожок. Оказывается, пастух делал его сам, так что и для нас он сделал такой же. Теперь папа иногда уединялся на какой-нибудь полянке и, уже в человеческом виде, пытался разучивать на рожке некоторые мелодии.
Но всё хорошее когда-нибудь кончается. Я помню своё последнее лето детства. Мне уже исполнилось семь лет, осенью – в школу. Погода была дождливая, Любочки не было. Она закончила уже пятый класс, и её отправили со всем классом на сельхозработы. Мама была грустной и молчаливой – у неё болела голова. Мы с папой ушли в наш любимый лес. Было сыро и холодно, и папа сказал, что надо развести костёр. Я не знал, как разводить костёр без спичек, и папа показал мне, как мысленно тянуться к невидимому солнцу и, словно лупой, фокусировать его лучи в нужной точке. Мне это очень понравилось. Мы с ним тренировались, наверное, целую неделю, пока у меня немного стало получаться.
А потом в дождливый серый день мы опять оказались в �