всегда одинаково со времен первого причастия. У нее имелся собственный киоск на углу улицы Постас и площади Белой Богородицы, рядом с Ла-Ферре; самый настоящий киоск с газетами и журналами, унаследованный от родителей, несмотря на то что ее комнату украшал диплом по специальности «биология», которой она никогда толком не занималась из-за категорического нежелания удаляться от Витории более чем на десять километров.
– Зачем, Нерея? – Я вздохнул, глядя ей в глаза.
«С какой стати ты на меня давишь?» – добавил мысленно.
– Серийный убийца убивает виторианцев, а осужденный на двадцать лет общается с тобой и шлет тебе твиты. Ты ведь и есть тот самый Кракен, к которому обращается этот долбанутый.
Я сделал красноречивую физиономию: ну да, к чему скрывать?
– Что происходит, Унаи? – продолжала она, смахнув челку, как делала всегда, когда была раздражена. – Неужели вы его не задержите, не заставите остановиться? Да я от страха помираю, когда выхожу в шесть утра открыть киоск. Постарайся, чтобы это поскорее прекратилось!
Нерея говорила быстро, голос ее звенел от волнения. Она сама не заметила, что уже некоторое время держит меня за запястье, так что следы ее ногтей отпечатались на моих венах – как раз там, где самоубийцы делают себе надрезы.
– Можно я заберу руку, Нерея?
– Прости. – Она вся сжалась, как улитка в ракушке. – Честно говоря… честно говоря, я очень беспокоюсь, Унаи. Все вокруг только об этом и говорят. Покупают газеты – а сами расспрашивают меня об убийствах, как будто я – выпуск новостей.
– А насчет копыт – это правда? – спросил Асиер, аптекарь.
– Каких копыт? – не понял я.
– Козлиных. В социальных сетях говорят, что это могли сделать оккультисты, что якобы на полу в Доме веревки нарисована огромная пентаграмма, а на крыльце Старого собора валялись дохлые черные кошки… Каких только нет теорий и предположений, но больше всего говорят про то, что рядом с ногами убитых отпечатались козлиные копыта.
Лучо, Нерея, Чаби – все пристально смотрели на меня, ожидая ответа.
– Я знаю, что это беспредел, – заговорил я, – что нет ничего нормального в том, что парень расхаживает на свободе и убивает людей; я знаю, что в городе паника, как двадцать лет назад. Все мы через это прошли, вы же помните. И я в самом деле занимаюсь этим расследованием, но про сообщения в «Твиттере» ничего не могу сказать. Я не имею права с кем-либо это обсуждать, и вы это прекрасно знаете. Все вы достаточно умны и развиты, чтобы всё понять. Хотите поспособствовать расследованию? Уверен, что хотите, поэтому мне нужно, чтобы вы вели себя со мной как добрые друзья, чтобы каждый раз, когда мы собираемся вместе, расследование этого дела не мешало нашим разговорам и я мог немного передохнуть, чтобы вернуться к работе сосредоточенным и без лишних волнений. Это непросто. Я лишь прошу вас быть на высоте, как вы всегда это делали.
Все замолчали; кто-то сосредоточенно доедал морского окуня. Наконец Асиер, всегда практичный, но несколько холодноватый, разбил лед.
– Лично я согласен. Не хочу больше слышать про убийства, с меня довольно.
– Спасибо,