заметными.
– О, – произнес Карл. – Лед?
– Да, – сказала Анна. – Но самое важное – это держать кожу в чистоте. Я так понимаю, макияж ты не носишь…
Карл улыбнулся.
– Пока нет.
На это Анна заметила, что некоторые мужчины носят макияж.
– В наше время можно краситься как тебе угодно. В кафе через дорогу ходит один мужчина – вы замечали? Он румянится – и довольно густо. Ему надо быть поосторожнее – если не смывать макияж достаточно тщательно, можно забить себе поры.
– И чего это ему вздумалось краситься? – спросил Карл. – Представить себе этого не могу – мазать лицо какими-то химикатами.
– Потому что ему хочется выглядеть как можно лучше, – сказала Анна. – Люди, как правило, выглядят вовсе не так, как им хочется. Грустно, наверное, но такова жизнь.
– Очень странно, – сказал Ульф, но думал он при этом скорее о расследовании, а не о косметике.
Виновного в нападении на цыгана должны были привлечь к ответственности – быстро и без особых осложнений. Если бы не тот факт, что ни один из пятнадцати свидетелей не собирался давать показания. Четверо сказали, что в нужный момент смотрели в другую сторону; еще пятеро уверяли, будто во время столкновения глаза у них оказались закрыты – один даже заявил, будто он спал; а остальные сказали, что ничего не помнят и сомневаются, имел ли вообще место подобный инцидент. В итоге остались только показания пострадавшего – и лютеранского пастора. Пострадавший без тени сомнения описал то, что случилось: он занимался своими делами на городской площади, когда вдруг к нему подскочил незнакомец в пасторском облачении и ударил его прямо в нос. Это, конечно, случилось потому, заявил он, что он – пострадавший – принадлежал к кочевому меньшинству. «Мы уже привыкли к подобному обращению со стороны оседлых общин. Они завидуют нашей свободе».
Что же до пастора, то он уверял, будто ему ни с того ни с сего преградил дорогу совершенно незнакомый ему человек, который оживленно, но абсолютно невнятно о чем-то толковал, и был настолько этим увлечен, что сам не заметил, как врезался носом в фонарный столб. Пастор, по его словам, был так озабочен травмой, нанесенной несчастным самому себе, что даже предложил ему свой носовой платок, который был самым неблагодарным образом отвергнут. Предположение, будто он мог ударить этого человека, было немыслимым и, безусловно, не соответствовало действительности. «Некоторые люди – ужасные обманщики, – заключил он. – Бог с ними, да у них вообще никакого стыда нет. Не то чтобы я намекал на какую-то отдельную национальность, вы понимаете».
Ульф сказал обоим, что, может быть, лучшее решение проблемы – принести друг другу извинения и забыть обо всем случившемся. «Когда мы не уверены, что именно произошло на самом деле, – пояснил он, – иногда лучше оставить все так, как есть. В нашем случае есть разные точки зрения на этот конфликт, и если стороны готовы допустить возможность примирения…»
По выражению лица пострадавшего было ясно, что это предложение совершенно ему не понравилось. Он надулся – в буквальном смысле: шея у него набухла так, что Ульф