и заявила бы, что сама справится. Ведь такое уже бывало. И все заканчивалось хорошо. Так почему в этот раз должно быть по-другому?»
Мощеная камнем улица, освещаемая лишь мягким светом фонарей, терялась в темноте, а спешащие по ней запоздалые прохожие в отблесках пламени походили на существ из другого мира. Они отбрасывали длинные, колеблющиеся тени, смешивающиеся со тьмой. Эмбер обняла себя и до боли сжала предплечья пальцами. Девушка взглянула на небо и с упавшим сердцем отметила, что оно черно: ни звезд, ни даже луны. Единственным источником света были фонари, огня которых не хватало, чтобы разогнать сгущающуюся темноту. Зябко поежившись, Эмбер с ужасом подумала, что на половине улиц, где еще не успели установить фонари, будет стоять кромешная тьма, хоть глаз выколи. Она ненавидела темноту. Та стойко ассоциировалась у девушки со смертью родителей, с холодом и ужасной резью в животе от голода.
Эмбер уже пару раз пыталась взять себя в руки и отправиться на поиски сестры. Но все откладывала, говоря: она скоро вернется. Еще пара минут, и она обязательно вернется. Но Джесс все не возвращалась.
– Я должна найти ее, – прошептала Эмбер, уговаривая саму себя, – я должна ее отыскать.
Звук собственного голоса немного успокоил девушку и привел ее в чувство. Эмбер, кивнув самой себе и тем самым как бы подкрепив укоренившуюся в сердце решимость, торопливо подошла к стулу, на котором висела одежда. Несмотря на то, что на дворе стоял май, ночи все еще были холодные, поэтому Эмбер без раздумий схватила теплую вязаную шаль. Накинув ее на плечи, девушка стремительно направилась к двери. Она уже коснулась отполированной за долгие годы использования ручки, как вдруг ночную тишину разрезал крик.
Эмбер шарахнулась вбок и больно ударилась ногой о комод. Испуг быстро прошел, ведь она знала крик. Прижав руки к груди, в которой неровно билось сердце, девушка зашипела от боли и приподняла ногу. Голень неприятно пульсировала. Не давая себе времени оправиться, Эмбер ринулась к младшему брату и, слегка припадая на ногу, вбежала в его комнату.
– Томас, вставай, – принялась расталкивать она его, зная, что надо разбудить мальчика как можно быстрее, иначе он погрузится в кошмар настолько глубоко, что ей придется со всей силы трясти его, чтобы вытянуть из когтей плохого сна, – проснись, Том!
Мальчик всхлипнул и, дернувшись, резко распахнул глаза. Дрожа, он уставился на Эмбер. А потом принялся отбиваться, молотя кулачками и отталкивая нависшее над ним тело. В его взгляде метался страх: он не узнавал сестру.
– Том, это я, – пытаясь успокоить его и одновременно уклониться от ударов, произнесла Эмбер, – это я, слышишь? Том, это я, Эмбер.
Лишь после того, как Томас пролепетал ее имя, Эмбер позволила себе облегченно вздохнуть. Не отпуская мальчика, она потянулась к тумбочке, чтобы зажечь свечу, и Том принялся одной рукой стирать слезы, прочертившие дорожки по его щекам.
Эмбер невольно вспомнилось, как ей пришлось будить брата целых десять минут, словно сон затянул