а желающие за дверью не толпились.
Стоп.
Что?
Я резко затормозил машину прямо напротив дома Дани.
Во всех окнах горит свет. Но почему? Как?
В груди что-то скрипнуло, как будто ржавое колесо попытались провернуть. Я сделал глубокий вдох и на несколько секунд задержал дыхание. Выдох, и глаза будто огнем полоснуло. Не мог поверить в то, что спустя столько лет она осмелилась сюда приехать. Да еще и со своим семейством. Как она вообще предполагает разгуливать по улице и не думать о том, что Егор лежит где-то в больничной палате и больше уже не сможет ходить по этой земле, и все это из-за нее.
Я даже не сразу осознал, что стою возле ее калитки, и уж точно не думал о том, что скажу ее сожителю… ну, или мужу, если вдруг он откроет дверь.
Стук костяшек о деревянное полотно эхом отдался у меня в ушах. Я не отрывал взгляд от ручки замка и крутил в голове фразы, которые можно сказать. Но прежде, чем я смог выбрать хоть одну, дверь распахнулась, и мне пришлось дважды сморгнуть, чтобы понять, что передо мной стоит ребенок с маленьким щенком на руках.
– Эм, а где Рома? – звонким голоском спросил он.
Но я продолжал стоять и глазеть на него, ничего не отвечая, как будто не слыша.
– Дядя, а где Рома?
– Кто?
– Марик! – послышался из глубины дома голос.
– Ой! – пискнул мальчишка и, крутанувшись на пятках, юркнул в коридор.
А я перевел взгляд от щенка, которого мелкий забыл на пороге, и натолкнулся взглядом на длинные, загорелые, гладкие ноги под коротенькими джинсовыми шортами. Твою же мать. Что за блядство.
Мой взгляд, как будто примагниченный, медленно поднимался по женской фигурке, изучая, ощупывая ее по миллиметру. Тонкая талия, небольшая грудь с аккуратными полушариями и торчащими сосками, которые никак не скрывала хлопковая ткань топа. Я судорожно сглотнул. Еле оторвав взгляд от этого чуда природы, наконец посмотрел в глаза Дани.
У меня как будто автоматически в голове память сделала перемотку на пять лет назад.
Девчонка практически не изменилась. Все те же карамельного цвета глаза, обрамленные веером густых ресниц, чуть вздернутый нос и пухлые розовые губы (которые толкают мужчин думать о разных непристойных мыслях). Вот только выбившиеся пряди из небрежного пучка на макушке выдавали ее блондинистый цвет волос, хотя раньше малышка была русой.
Я смотрел ей в лицо, такое знакомое и такое одновременно чужое. Что-то в ней все-таки изменилось еще помимо цвета волос, что-то, что я не мог уловить с первого взгляда. Или не хотел.
Неожиданно снизу раздался скулеж, и Даня вдруг ожила.
– Марик, сынок. Иди, забери Пупсеня. Ему одиноко.
Марик?! Я взглянул на мелкого, который вновь появился на пороге.
– Мам, я думал, это Рома пришел, – виноватым голосом проговорил он.
– Малыш, забирай щенка и в дом. Рома сегодня не придет.
И вдруг меня, как гром среди ясного неба, пронзила догадка. Так вот, значит, как Роман, мой новый архитектор, оказался в нашем городке. И тут же вспомнилась