и потому особенно настаивал на переезде мальчика. Сатья очень переживал и не хотел расставаться с дедом. Вряд ли кто-нибудь любил Сатью больше Кондамы.
Целыми днями они беседовали. Дед приходил к Сатье ранним утром, часов в пять. Завидев его, Сатья прятался под одеяло, притворяясь спящим. Кондама тихо подходил, приподнимал одеяло и, коснувшись ног внука, возвращался домой.
Совершал он это ранним утром, потому что не хотел, чтобы кто-то заметил, как он касается стоп мальчика, опасаясь того, что могут подумать деревенские жители. Как-то вечером сам Сатья отправился в гости к деду и застал его погруженным в пение баллады, описывающей, как Рама оплакивал Лакшману, потерявшего сознание на поле битвы: «В этом мире я могу найти такую мать, как Каусалия, жену, похожую на Ситу, но не сыскать мне такого брата, как Лакшмана».
Увидев вошедшего внука, дед воскликнул:
– О, Свами, ты пришел! – И, упав к его ногам, сказал: – Свами, я хорошо осознаю, что ты не обычный ребенок, а сам Ишвара. Ты родился в нашем роду, чтобы спасти всех нас. Но молю Тебя выполнить одну мою маленькую просьбу. Судьба не была благосклонна к Дашаратхе, и в час своей смерти ему не пришлось выпить воды из Божественных рук Рамы. Но Джатайю счастье улыбнулось, и он в свой последний миг на земле принял такой акт милости Божьей. Свами, доставь и мне это счастье испить воды из Твоих Божественных рук, когда приблизится мой конец.
Сатья пообещал ему, что исполнит просьбу. На следующий день он снова пришел к деду. Тот позвал Ишварамму и сказал ей:
– Я не собираюсь жить долго. Господь при шел, чтобы излить на меня свою милость.
Та, не понимая о чем разговор, спросила:
– Где же Господь? И почему ты решил, что Он пришел?
Кондама воскликнул:
– О, женщина, твои материнские чувства мешают тебе увидеть свет! Взгляни на своего сына! Он и есть Бог!
Но мать Сатьи отнеслась к этому, как к словам выжившего из ума старика:
– С чего ты это взял? Ты думаешь, о чем говоришь?
Когда дед узнал о переезде Сатьи, в семье возник конфликт.
– Чему ты хочешь его там учить? – кипятился старик. – Вы все должны у него учиться, а он не нуждается ни в какой учебе!
Но решение было принято, и Сатья отправился в Камалапур. Там он вскоре прославился как обладатель «поистине ангельского голоса» и стал открывать своим пением все общественные собрания.
Доктор Мойнуддин, ровесник и одноклассник Сатьи, впоследствии служивший врачом в Ураваконде, рассказывал, что в классе он сидел прямо за Саи и любил дразнить будущего аватару, сдергивая с него шапочку.
– Ни один ученик не имел права являться на занятия без шапочки, – вспоминал доктор, – поэтому Сатья тут же просил вернуть ее. Я знал, что он не станет драться, жаловаться учителю или же сдергивать в отместку мою шапочку: он был такой тихий, кроткий и беззлобный. Вот я и настаивал на том, чтобы он сотворил для меня какую-нибудь сладость – расаголлу, ладду или майсурский пак. Леденцы мне уже надоели. Тогда Баба,