у него чаи гонять, как при Гамаюныче, не приходится. Правда, авралов новый шеф не терпел, после работы не задерживал, за пирожками в кулинарку не гонял.
Нет, не понимала Ася фондовских баб. И где они красавца увидали? Черты лица хоть и правильные, зато вечно хмурится. Высокий, плечистый – но сутулый. Рот кривой, как у демона. Щёки – в тенях от проступающей щетины. На макушке топорщится смешной хохолок, о котором он, видимо, не подозревает. Глаза холодные, отстранённые.
Работоголик чокнутый. Хлебом не корми – дай ему документов пачку, да потолще…
В первый же день шеф велел Асе изъять из архивных могил незакрытые гранты, нечистые на руку получатели которых давно растратили денежки, не потрудившись составить даже липовых отчётов. В коллективе Олега Юрьевича мгновенно прозвали «золотарь наш ассенизатор». Учёт провисших грантов был делом хлопотным и неблагодарным, и на каждой программе висело множество финансовых «хвостов». «Сдуется, – уверенно говорили старожилы «Ласт хоуп». – Ягнёночек! Наших козлищ ему не одолеть, даром что нью-йоркскую школу бизнеса окончил». И вот поди ж ты…
Первым к ногтю был решительно прижат Савва Юродцев, издатель-культуролог и городская сволочь. Вызванный Асей на ковёр к шефу, он прибыл с полуторачасовым опозданием. По обыкновению, задорно матерясь, пинком открыл дверь кабинета… Что было дальше, Ася не знала (Коршунов услал её в бухгалтерию), но Майра с Гулькой рассказывали, что Жибек видела, как хам Юродцев выходил от Коршунова бледный и тихий. Бабки, высосанные из Фонда, принёс в зубах под вечер. К тому времени в очереди на порку томились троюродный племянник бывшего городского головы; модный галерист, ловко симулирующий буйное помешательство; авантажный политик, основавший партию имени себя, и целый выводок нарушителей договорных обязательств помельче.
Ася отложила ежедневник и погрузилась в сочинение докладной.
Мукой было выжимание из мозга канцелярских формулировок, описывающих самые простые вещи, постоянно встречающиеся в грант ёрской жизни, как-то: алчность, наглость, враньё, воровство, обман, дешёвые понты и проч. Но это были цветочки. Готовую докладную следовало поместить в фондовскую спецпрограмму CHAO и выслать по сети грантменеджеру Макбал Идрисовне.
Все работники Фонда ненавидели CHAO, и никто, кроме грантменеджера не умел толком ею пользоваться. Идрисовна внушала Асе первобытный страх, казалось, что внутри макбаловской головы, под белым липким начёсом и китайскими нефритовыми шпильками, происходит совершенно нечеловеческий мыслительный процесс в рамках вывихнутой логики постмодерна. К тому же бравые ребята-программисты совершали апгрейд CHAO каждый месяц, иногда до неузнаваемости меняя интерфейс. Ритм изменений улавливала только Идрисовна. Сотрудники ежедневно шлялись к ней за консультацией, как обитатели яранг к старому опытному шаману.
Скинув докладную, Ася взялась за Савву. Она водрузила на стол коробку с косой надписью маркером «Залатая Арда» (Еркенчик писал, лапа), содрала с неё скотч