Арамери? Кого она имела в виду? – Не свободны?
– Они такие же рабы, как и мы, хоть и мнят себя свободными, – сказал Нахадот.
И тут выражение его глаз на мгновение смягчилось – прямо как тогда, во время схватки. Но он сразу отвернулся.
– Поторопись.
Чжакка дотронулась кончиком пальца до моего лба. Кулаки у нее были величиной с суповую тарелку, а палец жег как раскаленный добела прут. Я заорала и попыталась оттолкнуть ручищу, но она успела отвести ее, и я промахнулась. Дело сделано, читалось у нее на лице.
Сиэй, довольный и веселый, вгляделся в место, куда уперся Чжаккин палец, и с важным видом кивнул:
– У-гу. Отличная работа.
– Тогда веди ее к Вирейну, – отозвалась Чжакка.
Она вежливо поклонилась мне на прощание и присоединилась к Нахадоту.
Сиэй взял меня за руку. Я была настолько растеряна и измучена, что даже не сопротивлялась, когда он повел меня к ближайшей стене. Но обернулась, всего один раз. И увидела, как Ночной хозяин быстрым шагом выходит из зала.
Моя мама была самой красивой женщиной на свете. Причем я это говорю не потому, что я ее дочь, и не потому, что она была высокой и изящной, а волосы ее отливали бледным золотом, прямо как скрытое облаками солнце. Я говорю это, потому что она была сильной. Возможно, это из-за даррской крови, но я всегда считала, что сила духа – признак красоты.
Люди в наших краях маму не жаловали. В лицо отцу, конечно, ничего такого сказать не осмеливались, но шепотки за спиной во время прогулок по Арребайе я помню. «Амнийская шлюха». «Белобрысая ведьма». Они плевали ей вслед, чтобы смыть с мостовой следы женщины из мерзостного рода Арамери. Несмотря на все это, она хранила гордое достоинство и всегда отвечала ледяной вежливостью людям, которые не утруждали себя соблюдением манер. Я мало помню об отце, но одно воспоминание сохранилось весьма отчетливо: он говорил, что такое поведение мамы показывает, что она лучше тех, кто ее ругает.
Не знаю уж, почему я это помню и почему сейчас рассказываю, но уверена, что это важно.
Выйдя из мертвого пространства, я, по настоянию Сиэя, перешла на бег: в лабораторию Вирейна нужно влетать запыхавшейся и растрепанной.
Вирейн отворил дверь только после третьего, весьма настойчивого стука и выглядел при этом крайне недовольным. Сегодня этот беловолосый человек в аудиенц-зале презрительно обронил про меня – «небезнадежна».
– Сиэй? Какого черта?.. Ох.
Он увидел меня, и брови его поползли вверх.
– Хм, я-то думал, куда вы с Теврилом подевались. Солнце уже час как село.
– Симина натравила на нее Наху, – пояснил Сиэй.
И покосился на меня:
– Но теперь ты в безопасности. Здесь тебя уже никто не может тронуть, поняла?
Поняла, поняла. Увидела Ночного хозяина, испугалась до смерти, помчалась со всех ног прямо к дяде Вирейну. Такова официальная версия событий.
– Да, мне Теврил так и сказал, – пробормотала я, боязливо оглядывая коридор.
Притворялась, конечно, но после всего пережитого изображать страх получалось