давно собирался задать этот вопрос, но все не было подходящего момента. То ли потому, что с ними всегда был Дарси Форест, то ли его смущало то обстоятельство, что он задает вопрос ребенку.
– Это было грубо с моей стороны, и я извиняюсь, – сказала в ответ Сорелла.
– Но я не хочу, чтобы ты извинялась, – сказал на это Рэндал. – Я хочу знать, почему ты так сказала.
Сорелла поглядела на него искоса.
– Почему я должна вам это объяснять?
– А почему бы тебе не объяснить? – парировал Рэндал. – Ты словно заняла оборону. Почему? Я не нравлюсь тебе или обидел чем-то?
– Ни то ни другое.
– Тогда расскажи, что ты имела в виду в тот вечер, когда назвала меня глупым.
Сорелла разомкнула руки, обнимавшие колени, и, откинувшись, легла у бассейна. Глаза ее были закрыты, руки и ноги оставили мокрые следы на белом мраморе.
Под плохо подогнанным купальным платьицем Рэндал различал едва заметные выпуклости ее грудей. Сорелла росла и созревала, подумал он, но все еще во многом оставалась ребенком – растерянным ребенком, похожим на брошенных беззащитных детей, которых ему приходилось видеть на нейтральной полосе неподалеку от поля боя.
Вот кого напоминает Сорелла, вдруг понял он. Бездомных плачущих сирот, которые стояли вдоль дороги в Бирме или сидели в дымящихся руинах того, что было когда-то их домом.
– Скажи же мне, – настаивал он.
– Я подумала, что вы глупый, – сказала она наконец, – потому что вы позволили нам прийти сюда и нарушить ваш покой. Вы были один, и вам это нравилось. Вам очень не нравилось, что мы пришли. Я видела выражение вашего лица, когда вы лежали и загорали, а потом вошли мы. Вы были милы и вежливы, но вы все время ненавидели нас. Если бы мы вдруг упали и умерли, вы бы только обрадовались. А потом, когда надо было уходить, вы вдруг позволили нам остаться. Я тогда думала, что вы очень глупы, а теперь я не уверена. Папа заставил вас смеяться. Вы стали лучше есть и спать. И выглядите совсем по-другому.
Рэндал чуть не задохнулся от удивления. Он понятия не имел, что эта девчушка столько всего видит и так вдумчиво анализирует увиденное.
– Сначала мне действительно не понравилось, что вы пришли, – признался он. – Человек не всегда понимает, что для него хорошо. И у этой истории безусловно есть мораль: «Не стоит делать поспешных выводов». Или лучше сказать: «Добрые дела приносят свои плоды»?
– А когда вы уезжаете? – спросила Сорелла.
– Я не знаю, – ответил Рэндал.
Произнося эти слова, он уже знал, что говорит неправду. В последней строчке письма Хоппи было четкое указание: «В следующую среду начинаются репетиции «Сегодня и завтра». С таким же успехом она могла бы написать: «Мы ждем вас ко вторнику».
Намек был весьма прозрачный, и Рэндал это понимал.
Но Рэндал не собирался говорить об этом Сорелле. Вместо этого он спросил:
– А почему тебя так волнуют мои планы?
– Потому что нам тоже надо строить свои.
– Но вы, должно быть, представляете, что станете