рукой, и другая женщина – помоложе и крепко сбитая – внесла деревянный поднос. Я почувствовала, как от терпкого запаха густой рыбной похлебки у меня кружится голова. Каждой клеточкой своего тела я ощущала страшный голод.
– Мы хотели покормить вас вчера, – пояснила леди Кингстон. Служанка по имени Бесс тем временем поставила поднос на мой тюфяк и вышла.
– Вчера?
– Неужели вы ничего не помните? Вы проспали ночь, день и еще одну ночь. Мы пытались разбудить вас вчера. Вы выпили немного вина, а потом снова заснули. Одежду вам сменили: она слишком перепачкалась, да и спать в ней было никак нельзя. – Леди Кингстон показала на казенное серое платье, сложенное в ногах. На мне была надета длинная ночная рубашка из хлопка. – Понимаю, вам надо бы найти что-нибудь поприличнее, но я сейчас слишком занята.
– Это не имеет значения, – сказала я, отправляя в рот первую ложку супа.
Леди Кингстон, вытянув губы, наблюдала, как я ем. Мне пришло в голову, что женщина, одетая столь элегантно даже при исполнении обязанностей в тюремной камере (похоже, она помогала своему мужу), не одобрит моего безразличия к моде. Но меня это не заботило. Сейчас только еда и имела значение. С каждой ложкой горячей похлебки силы возвращались ко мне.
Доев суп, я огляделась. Меня поместили в громадную – длиной не меньше сорока футов – камеру с потрескавшимся деревянным полом и высокими каменными стенами. Сквозь несколько довольно высоко расположенных зарешеченных окон с одной стороны внутрь проникал солнечный свет. Из мебели тут были только кровать, маленький столик и стул, на котором сидела леди Кингстон.
На моем лице, вероятно, застыл вопрос, потому что она, пожав плечами, пояснила:
– Обычно мы не содержим здесь заключенных. Но у нас почти нет свободных помещений, а мы не хотели, чтобы вы находились с мужчинами.
Я села прямо.
– А мой отец тоже в Тауэре?
Леди Кингстон взяла поднос и аккуратно поставила его на столик. Затем снова села на стул и внимательно посмотрела на меня.
– Вы разговаривали во сне, до того как я разбудила вас, – сказала она. – Вы звали свою мать. И не только ее. Мне показалось, что вы беседовали с ангелом.
– Мне снился сон.
– Правда?
Тут опять появилась служанка по имени Бесс.
– Сэр Уильям говорит, что вас ждут в комнате лейтенанта, миледи, – пробормотала она.
– Прекрасно. – Моя собеседница с чопорным видом встала. – Приготовь ее, Бесс.
Леди Кингстон направилась к выходу, а я прикусила губу. К чему это, интересно, они собрались меня готовить? По мере того как стирались последние картины моего странного сна, в душу закрадывался леденящий ужас.
Как только дверь за леди Кингстон закрылась, Бесс схватила меня за руку:
– Только ничего ей не говорите. Умоляю вас.
Я внимательнее рассмотрела служанку. Ей было лет тридцать. Глубокие оспины на щеках и подбородке означали, что болезнь чуть не убила ее. Но больше всего меня поразили глаза