а потом я каким-то образом ухитрился проводить ее домой и сам кое-как дополз до постели.
Я моргал, глядя на старика и чувствуя, как пульсирует в голове. В глазах двоилось, а это означало, что накануне я упился до поросячьего визга. Отец казался очень высоким, очень худым и очень усталым, но доконало меня то, что их было двое.
– Привет, пап! – сказал я, заставляя себя сесть.
– Тебе письмо, Джек, – сказал он. – Надеюсь, это то, что ты ждешь. Мне пора уходить. Увидимся за обедом.
Я взял пухлый конверт.
– Спасибо… удачного утра. – Хотя бы это я сумел из себя выдавить.
– И тебе того же.
Я лежал, пока не услышал, как закрылась входная дверь, и только тогда разорвал конверт. В нем оказались билет первого класса на рейс до Парадиз-Сити, пятьсот долларов наличными и короткая записка, гласившая: «Встречу в аэропорту. Берни».
Я посмотрел на деньги. Изучил билет на самолет. Пятнадцать тысяч в год! Несмотря на раскалывавшуюся голову и засуху во рту, я рубанул кулаком воздух и прокричал «ура!».
Пройдя под плакатом, приглашавшим пассажиров в роскошный зал ожидания аэропорта Парадиз-Сити, я первым заметил Берни.
Его высокая, поджарая фигура узнавалась безошибочно, хотя кое-что в нем изменилось.
В следующий миг Берни тоже увидел меня, и его худое лицо осветилось улыбкой. Не той широкой, дружелюбной улыбкой, которую во Вьетнаме он приберегал специально для меня. Сейчас это была циническая улыбка человека, распрощавшегося со своими иллюзиями, но все-таки улыбка.
– Привет, Джек!
Мы обменялись рукопожатием. Рука у него была горячая и потная, настолько потная, что я украдкой вытер ладонь о штаны.
– Привет! Полковник, сколько зим, сколько лет…
– Да уж. – Он окинул меня взглядом. – Завязывай с чинами и званиями, Джек. Зови меня просто Берни. Отлично выглядишь.
– Ты тоже.
Его серые глаза словно ощупывали меня.
– Приятно слышать. Ну ладно, пошли. Будем выбираться отсюда.
Мы пересекли многолюдный зал и вышли на солнцепек. Пока мы шли, я рассматривал его. На нем была темно-синяя рубаха навыпуск, белые льняные брюки и дорогие, судя по виду, туфли. Я в своем полосатом костюмчике и стоптанных ботинках выглядел рядом с ним оборванцем.
В тени стоял белый спортивный «ягуар». Берни уселся за руль, я устроился рядом, забросив сумку назад.
– Ничего себе машинка.
– Угу. Машинка что надо. – Он бросил на меня быстрый взгляд. – Это не моя. Моего босса.
Берни вырулил на шоссе. Часы показывали десять утра, и движение на дорогах было слабое.
– Чем занимался после увольнения? – спросил он, обгоняя грузовик, полный ящиков с апельсинами.
– Ничем. Наслаждался свободой. Поселился у своего старика. Спускал армейские денежки. Они почти кончились. Ты очень вовремя меня застал. На следующей неделе я уже собирался писать в «Локхид», спрашивать, нет ли у них для меня места.
– Но сам же ты туда не рвешься?
– Не