его на барахолке. Совал мне под нос смеси с заморскими названиями: запах был дурманящим и давящим…
…Наша дружба как-то пошла на убыль. Теперь Вадик целыми днями отсиживался дома. Мягкий диванчик, кальян-змея на столике, легкая музыка – он словно растворился в этой обстановке, не желая ничего другого…
Я приходил к нему нечасто, а в этот раз уже с порога пожалел о своем визите. В квартире было душно и влажно, как в лесу после летнего дождя. Вадик кивнул мне головой, привычно лег на диванчик, приник к мундштуку кальяна, затем выпустил в потолок замысловатые колечки дыма…
Он ни о чем меня не расспрашивал, лишь обмолвился, что скоро приедет отец, будет скандал. Вадик смутился, когда я заметил на его шее красную круговую полосу. Он промямлил, что плохо чувствует себя по ночам, будто кто-то душит, сжимая горло тисками…
… «Скорая» не довезла Вадика до больницы: он умер по дороге. Мы молча сидели с его отцом на том самом мягком диванчике, на котором еще недавно блаженствовал Вадик. Я заметил у ножки столика, где стоял кальян, блестящий кулек. Он неожиданно на наших глазах развернулся, и мы оба вздрогнули: это был кусок сверкающей змеиной кожи…».
«У меня ничего такого страшного в жизни не было, – прервала молчание хрупкая, почти миниатюрная девушка – подруга бойкой попутчицы. – И напугалась я по-настоящему только один раз. Но сначала – все по порядку. По воскресеньям к нам часто заглядывал папин брат – дядя Ваня. Веселый, разбитной, весь седой – он вносил в наш дом радостную сумятицу. Мог разыграть любого из нас, смешно пошутить. С ним было хорошо и приятно. И в этот раз, когда дядя Ваня с моим отцом пропустили по рюмочке, я, примостившись рядом, затаив дыхание, ожидала услышать очередную забавную историю. Но сегодня он, видимо, был не расположен к шуткам. А все началось с того, что мама вдруг вспомнила, как здорово когда-то ему шла милицейская форма. Дядя Ваня сразу помрачнел, потом вытянул папиросу из пачки, лежащей на столе, и закурил…
«Я ведь никому не говорил, почему бросил работу участкового в родном селе, где меня все уважали и ценили, – нервно затянувшись, заговорил он. – А недавно на улице встретил парнишку, как две капли похожего на того, из-за которого бросил все и подался в город…
Наше село, окруженное густым лесом, мелкими речками и озерцами, казалось мне раем. Даже единственная дорога в район, вдрызг разбитая тракторами, не портила настроения. Работа была спокойная, тихая – даже на праздники подвыпившие мужики вели себя смирно, не ругались и, Боже упаси! – не дрались. Досаждал лишь сын моей соседки Дарьи – Петька, норовивший где-нибудь нашкодить, стащить по мелочи, и все со смехом вернуть хозяину или хозяйке. Дарья, нагулявшая его от строителя-шабашника, наверное, злилась на всех мужиков. И, должно быть, по этой причине, Петьку не жаловала. Статная, привлекательная и еще молодая Дарья многим нравилась на селе. Но подступиться к ней было невозможно: она могла уязвить словом, опозорить любого мужика…
…Петька опять попался