что мы не намерены с этим мириться! Томас всегда хотел, чтобы в отношениях между нашими королевствами все изменилось. Может, с этого и начнется!
Брайон покачал головой:
– Ты охотник, Йонас. Но не убийца.
У Йонаса вдруг защипало глаза, и он отвернулся. Еще не хватало разреветься при Брайоне. И вообще, показывать слабость – самое последнее дело. Подобного он больше никогда не допустит. Ибо это само по себе означает полное и окончательное поражение.
Вслух он сказал:
– Но что-то надо же делать!
– Согласен. И думаю, что способы есть. Я просто хочу, чтобы ты думал головой, а не сердцем.
Йонас невольно фыркнул при этих словах:
– По-твоему, я сейчас слишком прислушиваюсь к чувствам?
Брайон закатил глаза:
– А то нет?.. Сердце, кстати, у тебя такое же глупое, как и все остальное. Сам подумай. Даже будь твой Томас всем бунтовщикам бунтовщик, неужели ему хотелось, чтобы ты бегом примчался в Оранос и принялся тыкать кинжалом королевичей?
– Ну… Может быть…
Брайон склонил голову набок:
– В самом деле?
Нахмурившись, Йонас попытался вызвать образ брата.
– Нет, – сознался он наконец. – Томас этого не хотел. Он сказал бы, что я осел и самоубийца.
– А отсюда, – сказал Брайон, – уже недалеко до того, чтобы напиться пьяным в попытке забыть свои горести и свалиться со скалы, верно?
У Йонаса вырвался долгий прерывистый вздох.
– Он был таким надменным и наглым, этот молодой вельможа… государь Эрон Лагарис. С таким видом назвал нам свое имя, словно ждал, что мы перед ним на колени попадаем. Мы для него – ничтожные крестьяне, готовые благоговейно целовать кольцо у него на руке!
– Я же не говорю, что подонок не должен сполна заплатить за кровопролитие. Просто не хочу, чтобы пролилась еще и твоя кровь.
И на щеке у Брайона дернулась жилка.
Он был человеком невероятно уравновешенным, но ни самым мудрым среди друзей Йонаса, ни его главным советчиком до сих пор не считался. Наоборот, всегда охотно ввязывался в заварушки, в которых у кого-нибудь обязательно трещали кости – или у супостатов, или у него самого. Правую бровь Брайона рассекал шрам – зримая память об одной из таких баталий. И в отличие от большинства соотечественников, Брайон был решительно не согласен стоически дожидаться приговора судьбы.
Друзья некоторое время молчали, потом Йонас сказал:
– А ты помнишь, какой план был у Томаса?
– Который? У него столько их…
Это вызвало у Йонаса улыбку.
– Да уж… Я о том, когда он собирался искать встречи с вождем Базилием.
Брайон вскинул брови:
– Ты серьезно? Никто не видит вождя. Он сам видит тебя!
– Я знаю, – ответил Йонас.
Вождь Базилий вот уже несколько лет вел жизнь затворника, не общаясь ни с кем, кроме членов семьи, узкого круга советников и еще телохранителей. Поговаривали, он проводил свои дни в духовных путешествиях, пытаясь