Настолько давно, что даже трудно себе представить – аж в тысяча девятьсот восьмидесятом году!» Как тебе такое?
Агафонов раскатисто захохотал.
– Да уж, – качая головой и утирая слезы, проговорил он. – Для них это действительно прошлый век!
– А для меня – как вчера было, – с легкой грустью заметил Крячко. – Восьмидесятый год! Лето, Олимпиада, толпы иностранцев, смерть Высоцкого… И я сам – молодой, стройный и красивый. И уже от одного этого счастлив! Ты помнишь, как было в молодости? Нам не нужен был повод или причина, чтобы чувствовать себя счастливыми. Мы были счастливы уже от того, что молоды.
Агафонов с легким удивлением посмотрел на Крячко, который, увлеченный воспоминаниями, выглядел очень воодушевленным, и в то же время в голосе его звучала некая горечь.
– У тебя что, дома неприятности? – осторожно спросил Александр.
– Почему? – стушевался Крячко.
– Да ты вроде никогда не был склонен к сентиментальности, – пожал плечами Агафонов. – А также к философским размышлениям.
– Это опять же в молодости, – поднял палец Крячко. – А сейчас я… Сейчас я просто старею, Саня. Старею. И с особой грустью вспоминаю былые времена и начинаю гораздо сильнее ценить то, что тогда было само собой разумеющимся. Гораздо сильнее, потому что теперь лишаюсь этого.
– Да ну ладно тебе, – попытался ободрить затосковавшего приятеля Агафонов. – Не так уж мы плохи! Ты еще крепок, старик Розенбом! – Он шутливо толкнул приятеля локтем в бок.
– Ай! – притворно вскрикнул Крячко и одновременно с его возгласом раздался тонкий пронзительный крик.
Он прозвучал настолько неожиданно и настолько синхронно совпал с возгласом Крячко, что поначалу воспринялся как пародия, насмешка, передразнивающая Станислава. Но тут крик повторился. Человек пронзительно и отчаянно заголосил:
– А-а-а! Помогите!!!
Приятели одновременно повернули головы. Крик доносился с дальнего конца сквера и был несомненно женским. Не сговариваясь, оба бросились в ту же сторону, а крик, вибрируя в воздухе, вторил беспрерывно:
– Помогите, помогите, помогите…
– Марина? – вдруг выкрикнул Агафонов, ускоряя бег.
Крик на секунду прервался, замер, потом послышался хлесткий удар, словно от упругой ветки, а затем по асфальтовой дорожке сквера гулко застучали каблуки. Агафонов, далеко обогнав Крячко, уже достиг редеющих в посадках деревьев, откуда выбежала девушка в короткой курточке и джинсах.
– Папа! – тонко вскрикнула она, бросаясь Агафонову навстречу.
Когда подоспел Крячко, Александр одной рукой прижимал к себе девушку, другой с встревоженным видом ощупывал ее лицо, на котором отражались испуг и одновременно облегчение.
– Марина, все, все, – успокаивающе говорил Агафонов. – Все хорошо! Ты в порядке? Где больно?
– Нигде, все нормально. Он туда побежал, – неожиданно ткнула девушка дрожащим пальчиком в сторону, увидев Крячко.
Станислав, будучи