ему то же самое сказал.
Сийгин убрался еще до полудня, провожаемый невозмутимой, как священная кошка, Шинтан, на прощание сделав Альсу знак рукой, какой обычно делают мамаши, оставляя маленьких детишек одних дома в первый раз. Мол, скоро вернусь с гостинцами, ведите себя хорошо, крошки. Альс, как обычно, ответил непристойностью.
– Хороший парень, – сказала Грист. – И тебя любит, как брата. Зря ругаешься.
Обычно многословием мать немой полуорки не отличалась.
– Братская любовь – это последнее, в чем я нуждаюсь сейчас.
Орка осуждающе покачала головой.
– Я бы так не сказала…
И ушла готовить обед, оставив Ириена злиться в одиночестве.
Усталость тяжелой маской легла на лицо Унанки, опустив вниз уголки его губ, словно у печального актера. Две косы, заплетенные шассфорским способом, точно так же, как у Альса. Перекошенные плечи, выражение глаз, предельная сосредоточенность во взгляде. Кто бы мог подумать, что эти двое могут стать так схожи меж собой?
– Как съездил? Как Ирье?
– Съездил успешно. А твой сородич все еще болеет.
Удивление летучей мышью залетело в глубину черного зрачка эльфа.
– Странно. Все уже давно должно зажить. Что говорит Шинтан?
– Она говорит, что так и надо. В этом месте.
Но Унанки, Легкий Как Перышко, словно и не слышал, что говорил Сийгин, его мысли улетели в одном ему известном направлении. Как у Шинтан совсем недавно, когда ее душа бродила по лесу мудрости Матери всех страстей.
…А орк всего лишь хотел помочь.
– Ему здесь плохо. Тяжело, – сказал он, когда ни Грист, ни тем более Альс их не видели и не слышали.
«Это не смертельно, Сийтэ», – снисходительно улыбнулась жрица.
– Успокой его. Полечи. Как ты умеешь – так ни у кого не выйдет.
Хорошо, что орки не краснеют, когда смущаются собственной смелости.
Шинтан отчаянно затрясла головой.
«Нет. Даже не проси. С ним я ничего не могу сделать».
– Он тебе не нравится?
«Я не умею пить огонь вместо воды. Но если бы и умела, Сийтэ, его огонь не для меня».
– Я не понимаю… – удивился Сийгин.
Взгляд у полуорки стал отрешенный, чужой и необычайно серьезный.
«Ты нашей крови – в тебе я растворяюсь. Джиэс легкий, как дуновение ветра в кронах деревьев. С ним я дышу полной грудью. Торвардин – как теплый камень, нагретый солнцем».
Ее пальцы стали похожими на раскаленные угольки, они разве что не дымились.
– А люди?
«Я наполовину человек, забыл? – снисходительно улыбнулась она. – Они текучие и изменчивые, как вода. Соленые, как море, быстрые, как горные реки, непрозрачные, как воды Бэйш в дельте. Нужно только отдаться их течению».
– А Альс?
Зрачок у жрицы стал огромным, поглотив золотую радужку.
«А он… страшный и бездонный, как самая глубокая бездна на дне самой нижней из преисподней, и он… как острейший, ослепительный луч, вонзенный в самый купол небе