неким невидимым но крепким барьером. Попытки прорваться потерпели провал. Очевидно, время прорывов истекло. Нина подумывала его подкупить, если подобный глагол, конечно уместен. К слову сказать, она никогда не экономила на сыне. Но Ростик остался неумолим.
– Я тебе новую куртку достала. Погляди. Настоящая «Аляска».
– Угу, мама. Спасибо…
В восемьдесят шестом Нина совершенно случайно узнала, что у Ростика появилась женщина. Гром грянул, что называется, среди ясного неба. Но, чем неожиданнее бабахнуло, тем решительнее реагировала она. Когда же стало известно, что потаскуха, к тому же, замужем, бешенство Нины не имело границ. «Только мерзавка спровадила мужа, как давай хвостом вилять?! А этот лопух возьми, и попадись. Эго же любая окрутит! Дрянь бесстыжая! Но и он тоже хорош. Яблоко от яблони…», – Нина сорвалась с работы, мечтая только о том, чтобы застать сына дома, а застав, вцепилась в него, как фокстерьер в лисий хвост. Ростик, на свою беду, как раз вернулся с занятий, и угодил в самое пекло.
– Ты хоть понимаешь, во что вляпался?! Крест на себе поставить решил?! Вы посмотрите на него, его облапошили, а он рад, как дурак!
Результат предпринятой кавалерийской атаки сказался без промедления. Сын молча собрал вещи и ушел из дома. Нина была так ошеломлена, что даже не попробовала его удержать. Напротив, даже вопила в спину, чтобы выметался к чертовой матери. Он и выкатился, аккуратно притворив дверь. Нина осталась одна.
Вытерпев контрольные несколько дней, в продолжении которых Ростик не объявился, Нина заявилась в общежитие, собираясь учинить грандиозный скандал. Ростика она не застала, зато распутница оказалась на месте. Нина шагнула через порог, опустив голову, словно бык на корриде, а противоестественно высокая девица в спортивных штанах и майке отступила в кухоньку, освобождая будущей свекрови дорогу.
«Ну и каланча, – подумала Нина. – Да она моего Ростика на три головы выше! – Геометрические размеры не сбросишь со счетов. Гнев Нины Григорьевны не спал, но потек в несколько ином русле, заставив импровизировать на ходу. – Если до рук дойдет, – прикидывала она, – плохие мои дела».
Впрочем, не та она была женщина, чтобы остановиться при виде преграды. Еще ниже опустив голову – «Сейчас бодаться начнет», – с ужасом предположила Ольга, Нина перешла в наступление, в вызывающих выражениях осведомившись, как это так у некоторых получается: не успел муж в армию загудеть, как совсем невинные мальчики, из порядочных, между прочим, семей, сманиваются, втягиваются и растлеваются. Язык от ярости заплетался, но Нина высказала, что хотела, то есть гораздо больше, чем следовало говорить. Дылда (именно этим словом Нина окрестила развратницу) спокойно отвечала, что так случается, ничего не попишешь. Мужа она разлюбила, а Ростислава не держит, это его выбор. «Хотя, – добавила дылда, зардевшись, как рябина в сентябре, – Ваш сын мне очень нравится». Нина Григорьевна задохнулась.
– И как себе ЭТО представляешь? – спросила она дрожащим голосом. Дылда как ни в чем не бывало заявила, что Ростик