вполне удовлетворен.
– Есть ли у вас персоны, готовые заниматься Кастеллетто?
– Это должны быть просто «умные машины», которых во Франции должно хватать.
– Какую вы предполагаете ставку барыша?
– В двадцать на сотню при каждом тираже. Тот, кто принесет королю экю на каждые шесть франков, получит пять, и конкурс будет таков, что, при прочих равных, нация уплатит монарху, по меньшей мере, пятьсот тысяч франков в месяц. Я докажу это на Совете, при условии, что он будет состоять из членов, которые, уразумев конечную правильность расчетов, физическую и политическую, не уклонятся от их принятия.
Довольный тем, что мог осветить все, для чего меня пригласили, я вышел, чтобы немного пройтись. Возвратившись, я застал их за обсуждением этого вопроса. Кальзабижи, дружелюбно подойдя ко мне, спросил, предусматриваю ли я в своем плане «кадерну». Я ответил, что публика должна иметь возможность играть также и на «квин»[7], но в своем плане я ввожу более строгое правило, по которому игрок может играть на кадерну и на квин только при условии, что он одновременно играет и на терн. Он ответил, что в своем плане он допускает простую кадерну с выигрышем пятьдесят тысяч к одному. Я мягко ответил ему, что во Франции есть люди, весьма сильные в арифметике, которые, увидев неравные выигрыши во всех шансах, воспользуются сговором. Он пожал мне руку, сказав, что хотел бы, чтобы мы выступили вместе. Оставив свой адрес г-ну дю Верней, я ушел поздно вечером, довольный и уверенный, что оставил хорошее впечатление в голове у старика.
Три-четыре дня спустя я увидел у своих дверей Кальзабижи, которого заверил в том, что не ожидал его здесь увидеть, поскольку не смел надеяться. Он сказал мне без обиняков, что манера, с которой я говорил с этими месье, их поразила, и что наверняка, если я захочу склонить к этому Генерального контролера, мы учредим лотерею, в которой сможем сыграть заметную роль.
Я этому верю, – ответил я ему, – но роль, которую они будут в ней играть сами, будет еще больше, и, несмотря на это, они не торопятся; они не послали за мной, а впрочем, это для меня не самое важное дело.
– Сегодня у вас будут новости. Я знаю, что г-н де Булонь говорил о вас с г-ном де Куртейль.
– Уверяю вас, я этого не добивался.
Он попросил меня с совершеннейшей любезностью пойти с ним отобедать, и я согласился. В тот момент, когда мы выходили, я получил записку от аббата де Бернис, в которой говорилось, что если я могу быть завтра в Версале, он доставит мне случай говорить с м-м Маркизой, и что в то же время я встречусь там с г-ном де Булонь.
Не из небрежности, но с умыслом я дал прочесть эту записку Кальзабижи. Он сказал, что у меня в руках все, что нужно, чтобы склонить дю Верней к устроению лотереи.
– И ваша судьба будет решена, если вы, конечно, не настолько богаты, чтобы этим пренебречь. Мы приложим все усилия, чтобы довести до конца это дело, и мы опровергнем эти глупые возражения, которые вам приводили на той неделе. Ваш проект почти в точности как мой. Будем действовать