сказал он, борясь со своей счастливой улыбкой, которая раздвигала губы, не давала говорить нормально.
– Хотите посмотреть? – глаза Полины сияли ему в ответ. – Только мне ещё нужно немного его доработать.
– Спрашиваете! Конечно хочу.
Он подошёл к мольберту. Опять увидел своё лицо. Застыл, поражённый. Эта трогательная взволнованность наверняка будет в его взгляде сегодня, когда он будет просить её принять его руку и сердце…
Полину смутило его молчание.
– С таким выражением вы объясняли мне, что не так выразились…
– Правда? – он посмотрел на неё. – Полина, я не представляю, чему вы ещё учитесь и чему ещё собираетесь так долго учиться. Мне кажется, вы полностью сформировались как художник. Но почему опять я? Вы обещали мне свой автопортрет.
– Это потом, – отмахнулась она, обрадованная его словами. – У нас есть ещё сколько-то времени?
– А что?
– Мне бы хотелось дописать портрет. И… чтобы вы попозировали.
– Время есть. Но я не смогу повторить такой же взгляд, как минимум сейчас…
– Это и не нужно. Глаза я больше не буду трогать. Зато представлю завтра оба ваши портрета своему преподавателю.
– Хорошо, командуйте, – сдался Витторио. Сидеть, ничего не делая и только любуясь Полиной, что могло быть в этой жизни лучше?!
– Витторио, – попросила она спустя десять минут, – не смотрите на меня так, вы меня отвлекаете.
– Как «так»?
– С таким… чувством… – она смутилась.
«Вряд ли у меня получится смотреть на вас по-другому…» – чуть было не сказал он, подумал, что это неминуемо повлечёт за собой объяснение, а вдруг ответ окажется не таким, на какой он рассчитывает?.. Лучше пусть он поживёт ещё в этом состоянии радостной надежды…
– Я могу закрыть глаза…
– Лучше смотрите в окно.
– Там я уже всё видел.
– Тогда рассказывайте о чём-нибудь. О чём-то, не связанном со мной. Например, о вашем сыне.
Витторио вздохнул. Меньше всего ему хотелось говорить сейчас о сыне.
– Его зовут Джованни. После смерти матери он жил у бабушки, моей мамы. Когда ему исполнилось восемнадцать, снял квартиру вскладчину с друзьями, кажется, их там минимум пятеро. Работает то там, то тут, ничем особенно не интересуется, ничему учиться не хочет. На уме только развлечения. Пожалуй, это всё. Наверное, я никудышный отец, раз он вырос именно таким…
Полина в изумлении смотрела на него.
– Я вас разочаровал? – в его голосе появилась грусть. Ему не хотелось перекладывать вину за воспитание Джованни, точнее, за «невоспитание», на покойную жену, бывшую тёщу и собственную мать. Но его действительно в своё время «исключили» из процесса, объясняя это поначалу его молодостью (что было правдой), а затем ссылаясь на то, что воспитание детей – это исключительная прерогатива женщин. В итоге получилось то, что получилось.
– Нет, мне вас просто стало жалко. Вы очень переживаете,