спросил:
– У нас есть время подумать?
– Времени вагон, но вопрос не для обсуждения. Просто готовьтесь.
– А почему это ты за нас решаешь?
Это Люська Зямова, главная скандалистка нашего дома.
Брат посмотрел на нее тяжелым взглядом:
– Я объясню. Один раз. Кого не устроит мое объяснение, может смело искать себе убежище с демократией. Итак. Мы обустроили это убежище и всех вас сюда привели, вы пережили взрыв. Это раз. Мы обеспечили вас едой и водой. Это два. У меня есть опыт командования подразделениями. Это три. Я уверен в том, что выйдя сейчас на поиски нового убежища, вы вернетесь. Потому что вокруг нет жизни. Это четыре. У меня есть план действий. Это пять. Другого объяснения нет и не будет. Демократии нет и не будет. Только единоначалие позволит нам выжить. Кто не согласен – на выход. Я не дам вносить разлад в наш небольшой коллектив. Я закончил.
С этими словами брат обвел всех тяжелым взглядом и уселся к печке, потянув из кармана очередную сигарету. Народ подавленно молчал. Я решил разрядить обстановку:
– У нас есть еще одна новость. Мы встретили выживших. Это обитатели Центра в ОРСе, мужик, живущий под трибуной стадиона и младенец, девочка, которую мы нашли и передали врачам. Девочку зовут Богдана, и скоро вы с ней познакомитесь.
Все зашептались, начали переглядываться, женщины заулыбались.
– То, что мы встретили живых, означает, что люди вокруг нас выжили тоже. Может быть, и ваша родня уцелела.
Все зашумели, Люська выкрикнула, стараясь перекричать остальных:
– Вот именно! Мы хотим добраться до родни. Вдруг они уцелели?
– Добирайтесь – я согласно кивнул. – Никто не может вам это запретить.
– А как? Там ведь снега выше крыши. Нам нужен снегоход.
– Найдите его. Этот снегоход мой и нужен нам всем для дела. Поэтому к нему никто не притронется без моего разрешения. Это понятно?
Люська закусила губу и начала оглядываться в поисках поддержки, но мужики уже потянулись к печке покурить, а женщины смущенно переглядывались и явно не спешили вступать со мной в полемику.
Чара самым бессовестным образом дрыхла, вытянувшись у печки. Я подсел к брату и тоже закурил.
– Как думаешь, не сильно резко я выступил?
– Все верно сказал. Не нравится – на выход. Да все всё понимают, брат.
Неслышно подошедшая со спины баба Маша сказала:
– Подбери сопли, майор. На войне как на войне. Жесткая дисциплина и только она даст нам всем шанс…
Мрачный рассвет разбросал по багровому снегу страшноватые тени, ледяной воздух словно бы сгустился и с трудом продирался в легкие. Тишина. Но не звонкая, а такая, словно погрузился под воду метров на десять. Она давила на перепонки, давила на психику, угнетала. Брат выругался, прикурил очередную сигарету:
– Блин, вот так доброе утро.
И тут откуда-то со стороны Загаражной донесся многоголосый собачий вой, отчаянно тоскливый и злой одновременно.