о действительности,
Обычно я очень остро, почти физически чувствую ложь и сержусь на лжеца, но вранье Эксплозии, как ни странно, меня умиляет. Я тоже его ощущаю, я уже даже предчувствую его, я знаю, что она сейчас скажет еще до того, как она произносит эти слова, но ее неправда наполняет меня сочувствием и даже раскаянием. Ведь это я поставила ее в такое положение, что ей пришлось врать! Ведь я же знаю, как ей важно во что бы то ни стало сохранить лицо, как ей трудно, просто невозможно признать свои промахи, ведь я же знаю, что ей безумно страшно столкнуться лицом к лицу со своей неудачей и просто невозможно увидеть, что в некоторых случаях она сама во всем виновата. Еще острее она переживает промахи и неудачи всей страны, которую любит безумно. Она такая беззащитная в этот момент… Ей незнакомо самопрощение. Именно поэтому у нее нет возможности увидеть свои ошибки и действовать иначе, чем она действовала до этого.
Мош Бэтрын еще ни разу на моей памяти не был беззащитен. Он легко относится к своим ошибкам, видимо, сказывается его научно-техническое прошлое, в котором ошибки всегда могли присутствовать в расчетах в той или иной мере и, вовремя исправленные, не представляли особой угрозы. Но он остро ощущает возможную беззащитность другого человека.
Инфлакарата – молдаванка, но именно она больше, чем все мои румынские знакомые, похожа на статую Овидия в Констанце. Она высокая, что нечасто встретишь в Молдове, и статная, у нее крупные, правильные, скульптурно вырезанные черты лица. Ее красивые скулы – почти точная копия скул Овидия. Inflakarat по-румынски означает «пылкая, спонтанная, порывистая», и Инфлакарата удостоилась от нас этого имени за нрав порывистый, темп жизни рваный, склонный к бешеному, образ мысли нелогичный, но тем не менее целенаправленный. Ею невозможно не восхищаться, но часто невозможно принимать без доли раздосадованности. Быстро, впрочем, растворяющейся в лучах её обаяния и доброжелательности.
Элеватия – румынка, живет в Румынии (Elevat – приподнятый, возвышенный, повышенный). У нее красивое лицо с тонкими аристократическими, боярскими чертами («boier», «boieroaică» до сих пор говорят в Румынии), умные зеленые глаза, насквозь пропитанные балканской грустью. Вытренированное умение ждать и страдать, то, чего я решительно не умею и от чего категорически отказываюсь. Она моя полная противоположность и одновременно точное в меня попадание. Точнее, мне кажется, что иногда мы с ней как будто поем в терцию, не в унисон, а в терцию, или сексту, что тоже красиво. Поем так слаженно, как будто пели еще со времен прошлой жизни.
Она почти всегда всем недовольна и страдает всю свою жизнь, исключая время детства. Она недовольна своим социальным положением, семейным статусом, зарплатой и руководством, ей не нравится ее машина, погода, ее беспокоит ее здоровье и ее будущее, но она никогда не сделает ничего решительного, чтобы что-то исправить в своей жизни. В этом она есть полная