Жано, миленький?
Поскучневший Алешка отвернулся к стене. Государственных дел и опасных разговоров он старательно избегал.
– Ваше высочество, да нешто не ясно вам как? – засуетился ловкий лейб-медик. – Тетушка ваша со дня на день отбудет в чертоги небесные, а ежели задержится, так ненадолго. А после этого корона сама в ваши руки упадет. Нешто народ немке ее отдаст, сестричке вашей ненаглядной? Токмо лишь подождать чуточек придется.
– Не могу я ждать, – загрустила цесаревна. – Остерман, подлюка, опять планы свои вынашивает. Хочет меня замуж спихнуть, чтобы с глаз долой. Жениха подыскал – брата принца Брауншвейгского. Тетушка дюже довольна такому марьяжу. Две племянницы мои, молвит, еще сильнее породнятся. Как только свадьбу Анкину сыграют, так и моей быть. Увезут в глухомань немецкую, и прости-прощай Россия.
– Не кручинься, Лизаветушка. Не ты ли дщерь Петрова?
– Я, – кивнула цесаревна. – Токмо батюшка не позаботился, чтобы за мной престол русский оставался. И матушка тоже не догадалась о першпективах моих призаботиться.
– Не успели они, ваше высочество. Ну, так мы это поправим, – заулыбался Лесток. – Ждем вестей хороших. Скоро свеи в поход на нас пойдут, мне это доподлинно из самой Стекольны известно. Хотят они тебя на троне императорском видеть. И деньги обещают. Я с них да с версальцев пятнадцать тыщ червонцев, окромя помочи воинской, еще запросил.
– Деньги и впрямь не лишними будут. А вот война… Нешто штыками свейскими хочешь меня императрицей сделать? – испугалась Елизавета.
– Что ты, матушка, – как мельница, замахал руками лейб-медик. – Упаси Господь обо мне такие думы думать. Просто война зачнется, и тетушка твоя полки гвардейские на нее двинет. Новая гвардия – она ко всему привычна, а старая, что семеновские молодцы, что преображенские, думается мне, роптать начнет. Устали они после похода турецкого, а кто не устал… ну, так людишки мои верные о тех позаботятся. Знаешь, сколько их у меня?! Ужасть как много.
– А тетушка? – опасливо спросила Елизавета.
– А что она? Императрица наша совсем здоровьем слаба стала, за всем доглядеть не сможет. За тобой, ваше высочество, такие фигуры встанут! У! – Лесток широко развел руки, став похожим на рыбака, показывающего: «Вот такую поймал». – Один только фельдцейхмейстер принц Людовик Гессен-Гомбургский чего стоит!
– Но он же дурак! – удивилась цесаревна.
– Э, дурак не дурак, а пушки наши будут, матушка.
– Пушки, – хмыкнула Елизавета. – К пушкам люди надобны храбрые, а принц ентот всю храбрость в Персии растерял. Токмо и может, что с Минихом да Лассием лаяться.
– Недолго ему лаяться осталось. Миних да Лассий скоро из Петербургу на войну отправятся, а принца в столице оставляют. Военную коллегию ему отдают. Весь гарнизон столичный под его рукой окажется. Да и не на одного его расчет. Такие силы почтут за честь тебе послужить, Лизавета Петровна, ажно страшно становится. От них мне еще и советы пришли умные. Мы все так обстряпаем, что никто ничего не поймет. Любой, окромя нас, запутается.
И