блестя глазами, отстранился от стенки.
– Я не забуду, какую роль сыграл в этом ты, Тиссаферн.
– Повелитель! – как на пружинах, подскочил с топчана старый лев. – Я лишь исполнял волю твоего отца и брата!
Глазами он уже нервно высматривал приближение царицы Парисатиды.
– Прочь с дороги! – донесся всем известный зычный голос, обрушившийся на казарму, словно гроза. При его повторном звуке Тиссаферн неуютно поежился. – Где вы тут спрятали моего сына? А ну выведите его ко мне наружу! Кир! Где мой сын, подлые изменники?
Страж на дверях деревянно повернулся к ней. У Кира мелькнула мысль наброситься на него сзади и удушить. Или вон свернуть шею Тиссаферну, который сейчас пытался в этой тесноте изобразить поклон.
На царице было темно-синее траурное одеяние, однако в казарму она устремилась не ранее, чем надела золотые браслеты, сопровождающие ее движения звончатым ритмом. Волосы у основания шеи были туго стянуты золотой сеткой. На пятом десятке Парисатида была по-прежнему хороша собой и гибка, как дева. Предваряя ее появление, впереди плыл аромат роз, словно она несла букет мужчинам, застывшим сейчас перед ней подобно напуганным агнцам.
– Кир, сын мой! Ты здесь? С тобою Тиссаферн? А ну выходите сюда, оба! Мне ли входить в потную солдатскую конуру! Кир, сейчас же!
После пережитого страха царевич облегченно рассмеялся.
Тиссаферн, с лицом как туча, вытеснился вслед за стражником из комнатушки в коридор.
– Госпожа, твой сын, царь Артаксеркс, повелел… – начал он с порога.
Парисатида повернулась к стражнику и возложила ему руку на голое предплечье.
– Если этот человек продолжит со мною говорить без должного почитания, можешь лишить его головы.
Стражник застыл как истукан, а Тиссаферн решил на всякий случай быть осторожней, во избежание внезапной смерти. Он тяжело опустился вначале на одно колено, затем на другое, и наконец лбом припал к полу (не особо чистому, как с удовольствием отметил Кир: когда старый лев начал вставать, к его лбу пристали зернышки мышиного помета).
– Разве я давала тебе соизволение подняться? – ледяным голосом спросила царица.
Тиссаферн был принижен до крайности. Но опять же не решался подвергать сомнению власть этой женщины. Годы при царском дворе наглядно показывали, что некоторые споры разрешаются кровью и лишь затем извинениями. А потому он снова притиснулся лбом к полу и замер, словно мертвец.
– Кир, – приветственно обратилась царица к сыну.
Царевич взял ее руку и тоже опустился на колени.
– Мать, – задушевно произнес он. – Сердце мое преисполнено благодарности. Тут Тиссаферн, похоже, полагает, что меня велели умертвить.
Царица небрежно взмахнула ладонью, словно смахивая пыль.
– Можешь быть уверен, правду я вызнаю. Но не здесь, среди этих простолюдинов. Не будем обсуждать частные дела со слугами и солдатней. Теперь же следуй за мной. Твои одежды