учебе я всегда была достаточно самостоятельной. Я не особо любила учиться – не фанатела от этого процесса. Но если мне хотелось что-либо изучить, то я садилась и делала это. Я бы сказала, что к учебе у меня всегда была склонность: усердие, усидчивость. Я старалась мыслить так: нужно делать – я делаю. Мне интересно – изучаю дополнительно. Никогда не прыгала от счастья из-за хорошей оценки и не засиживалась за уроками больше, чем требовали.
Был один пункт, который больше всего не нравился мне в прошлой школе, где я училась с первого по девятый класс. Если уроки бесполезны, делать что-либо кроме того, что сказали, нельзя.
Однако, я выкручивалась. И много хулиганила. Иногда издевалась над учителями. Можете сказать «ну и дура», но я так делала, и большинство моих одноклассников так делали. И от «ну и дура» факт не перестаёт быть фактом.
У нас были почтенные учителя, которые в большинстве своем на высоком уровне преподавали свой предмет. Поэтому я много что знала, даже не посвящая кучу времени учебе. Но училась я не прилежно. И не приходила в яркий солнечный день домой, не обедала маминым супчиком в светлой квартире и не шла делать уроки в милую комнатку.
Дома я старалась бывать как можно реже. Мне не нравилась черная мозаика на кухне, потому что у меня с ней ассоциировались плохие воспоминания. Я не хотела говорить с родителями. Они не особо интересовались моей внутренней жизнью. И это довольно грустно, если честно. Они задавали мне вопросы так, чтобы ни в коем случае не затронуть личные аспекты.
Слов «поговорить по душам» в культуре моей семьи не существует. Мое детское восприятие родителей не менялось почти весь подростковый период. Отец работает. Мама работает. Отец программист. Мама высокоуважаемый вагоноуважаемый психолог со стажем. Я в школе – значит, у меня всё хорошо. Папа вечно серьезен. Сидит за столом, погруженный в свои мысли и в свой ноутбук. Иногда может задать пару вопросов. Философских или насущных. Мама тоже вся серьезная. Сидит, копается в своем телефоне. Говорит: классная руководительница написала, что трое ребят сегодня курили за школой. Спрашивает: знаю ли я что-то про этих ребят? Общаюсь ли с ними? Я ей: «Нет». Она – снова в телефон. Пишет что-то в чат. Я сижу за столом, уже привыкшая к ее типу разговора. Отвечаю так, как будто все нормально. Даже если меня что-нибудь грызет или перед глазами картина вчерашнего вечера, где я отхожу от кислоты. А мама начинает говорить про завтрашнюю поездку куда-то.
Такое ощущение, что какие-то общие вещи: дела школы, отношения с родителями моих одноклассников, проекты маме интересны гораздо больше, чем моя личная и внутренняя жизнь. Мои проблемы, мои переживания, мое взаимодействие с миром и мое взросление. Когда я пыталась говорить с родителями на личные темы, которые мне надо было обсудить, они не знали, что мне ответить. И из-за этой реакции, думаю, я начала злиться на них.
Не знаю, может быть, мама считает, что говорить о личном совершенно не обязательно. Что своими «общими» и бытовыми вопросами она воспитает во мне достойного