Ну-ну, не хмурься, перебор в красоте, как правило, во вред всему остальному. Но самое главное, ты надежный! Из тебя муж хороший получится. И отец.
– Ты думаешь?
– Я знаю, – как-то сразу погрустнела Маша. – Я бы с радостью вышла за тебя замуж.
– Так в чем же дело? – привстал и Виктор. – Я же предлагал. Не раз предлагал.
– Помню, Витенька. Помню и ценю. Но… я не могу. Не время сейчас. Какая свадьба на войне? И что за семья без детей? Погоди, помолчи. Я знаю, что ты скажешь: уезжай, мол, в тыл, рожай и расти сыновей.
– И дочек, – улыбнулся Виктор. – Я согласен и на дочек.
– Ну, уеду, ну, рожу. А ты по-прежнему будешь чуть ли не каждую ночь ползать за «языком», пока… Я-то знаю, разведчиков всегда бросают в самое пекло, и потери среди них самые большие. Ох, Витенька, сколько я вашего брата вынесла на закорках! А сколько их не донесла… Мало ли сирот сейчас растет, родившихся до войны, так зачем же еще и фронтового образца?
– Странно ты рассуждаешь. Вроде бы все правильно, и в то же время, извини, конечно, не по-людски. Что же, по-твоему, если война, то вся жизнь должна остановиться? – Виктор достал папиросу, нервно закурил. – Если так, то почему на прошлой неделе два батальона затаив дыхание слушали скрипача? Почему минометчик Козин уже три альбома извел на рисунки? А знаешь, что он рисует? Не поверить – пейзажи.
Вдруг в блиндаже послышались какое-то бульканье, хрип, скулеж и стон. Это собака вдохнула табачный дым – и сразу же забилась, задергалась, начала задыхаться. На бинтах показалась кровь.
– Вот черт! Ну надо же… Ну, извини, не знал, – виновато говорил Виктор, торопливо втаптывая папиросу в землю. – Больше не буду. Не веришь? Совсем брошу, ей-богу, давно собирался, а теперь вот возьму – и брошу! Я же до войны в рот не брал.
Маша даже не шелохнулась. Укрылась до самого подбородка шинелью, а потом вообще отвернулась к стене: глаза бы, мол, не видели.
Виктор присел на краешек топчана.
– Не злись. Чего ты в самом деле? Живая же тварь. Жалко.
– А-а! – взвилась Маша. – Сказала бы я тебе, капитан, на солдатском языке, да уши пожалею! Ладно, забавляйся, черт с тобой. Тем более что результат уже есть – бросил курить. А ведь сколько я тебя просила, помнишь, а? У-у, злодей! – неожиданно ласково закончила Маша и поцеловала Виктора.
Громов тут же расцвел и доверчиво попросил:
– Марусь, дай женский совет…
– Это еще что такое? Что за новости?! – Маша шутливо потрепала его за ухо.
– Да я о нем, о волкодаве этом. Кличку бы его узнать.
– А что, разве при нем не оказалось удостоверения личности? – съязвила Маша. – Проще простого: называй подряд все собачьи имена, пока не отзовется.
– Прекрасная мысль! Хотя черт его знает, какие клички дают фрицы. Знаешь что, давай окрестим его заново.
– Давай. Назови его Гансом, – опять съязвила Маша. Она сама не понимала, что с ней, но вся эта затея была ей не по душе. «Впрочем, пусть побалуется, – думала она. – Я-то знаю, что пес не жилец. Через день-другой сдохнет, и все кончится само собой… Вот только