он взлетит когда-нибудь на виселицу. Как ни возись с ним, хорошее к нему не пристает. Немало горя я от него натерпелась!..
С этими словами Селина привела в порядок стойку и поставила «Квазимодо» на прежнее место. Несмотря на неожиданную перепалку с Лилибелем, она не теряла надежды найти покупателя.
– И где это путешественник, который часто приходит сюда за цветами и цукатами! Если б он только пришел, он, наверное, купил бы твои фигурки! Он художник и живет в верхнем этаже вон того большого дома по Королевской улице; он родом с севера и очень, очень богат!
Бледное личико Деи засветилось надеждой и ожиданием. Выпрямившись, она сидела рядом с Селиной и следила за прохожими, между тем как Филипп, стоя на краю тротуара, нетерпеливо посвистывал, разглядывая публику, шедшую по противоположной стороне улицы.
Глава V
Дея продает «Квазимодо»
Художник с севера, «очень, очень богатый», как сказала Селина, часто останавливался у ее стойки, чтобы купить горсть орехов в меду или вкусные пирожные; каждый раз, подходя к прилавку, он окидывал взглядом детей, и не одна монетка попала от него Филиппу в обмен на душистую оливковую ветвь или букет фиалок.
Он действительно был художник – Эдуард Эйнсворт, известный в Нью-Йорке; что касается его богатства, то это было лишь предположение Селины, основанное отчасти на том, что Эдуард Эйнсворт – не здешний, главным же образом – что он почти ежедневно покупал цветы. А кто же, кроме богачей, станет это делать?
В этот день Селина в нетерпеливом ожидании увидела его первой, и ей показалось, что художник собирается пройти мимо. Но нет, он остановился, наклонился над стойкой и погрузил лицо в благоухающие цветы.
– Какой аромат! Очарование! – прошептал он.
Затем выбрал ветку оливы и фиалки, не спуская глаз с Филиппа и Деи, устремившей на него большие глаза.
В это время на лице Селины появилась пленительнейшая из ее улыбок, и когда покупатель положил на стол деньги за покупки, она промолвила своим приятным, задушевным голосом:
– Свежие, сэр, свежие! Не возьмете ли и пирожных?
– Непременно. Благодарю вас, – ответил художник, не спуская глаз с детей.
– Если позволите, сэр, я покажу вам прелюбопытную штучку! – И Селина с осторожностью взяла фигурку Квазимодо; Дея побледнела от волнения, а в глазах Филиппа зажглись беспокойные огоньки. Это была минута высшего напряжения.
Художник просиял. Он отложил цветы, сверток с покупками и, взяв статуэтку в руки, почти с благоговением стал внимательно разглядывать ее со всех сторон.
– Кто это сделал? – спросил он, глядя то на одного, то на другого из детей.
– Мой папа́, – ответила Дея, набравшись храбрости.
– Твой папа́? Да он гений! Работа сделана артистически. Как зовут твоего отца и где он живет?
Дея потупила голову и ничего не отвечала. Художник вопросительно посмотрел на Селину.
– Ее бедный папа́ хворает, – ответила она, многозначительно указав на свой лоб. –