составляла план, как сбежать из дома под покровом ночи – лишь бы не достаться ненавистному поклоннику.
– Не нужно в воду, Марфа, – небрежно отталкивая коробку, ответила Лиза. – Унеси куда-нибудь с глаз, а лучше и вовсе выброси.
Горничная растерянно хлопнула ресницами, но, зная нрав барышни, возразить не решилась. Потянулась за коробкой и тут же ахнула:
– Да тут записка, Елизавета Львовна! Вместе с запискою, что ли, выбросить?
Клятая близорукость! Лиза наклонилась, почти нырнув в коробку, и в самом деле увидела крохотный бумажный прямоугольник, затерявшийся среди таких же белых лепестков. А на обратной стороне и не самый короткий текст, написанный мелким убористым почерком.
Но более всего Лизу поразила подпись – Алекс Риттер.
Забавно.
Вот уж от кого она не чаяла получить цветы, так это от него. В записке Алекс извинялся за вчерашнюю выходку – глупый и мальчишеский побег из клиники; выражал надежду, что Лиза не обиделась, и настоятельно просил их с отцом отобедать сегодня у них.
Забавно. И к чему это все?
С Алексом они были знакомы уже года три, кажется. Да, ровно три года и два месяца: в декабре 1890, когда отец отправил ее в столицу, к петербургской тетушке, «набираться ума и манер», они с Алексом были представлены друг другу на каком-то рождественском балу. Петербургская тетушка, жеманно прикрываясь веером, настоятельно советовала ей обратить внимание на молодого офицера, который только что был произведен в штабс-капитаны гвардии и имел все шансы сделать блестящую карьеру. Ну а, кроме того, офицер принадлежал по отцовской линии к старинному дворянскому роду, а по материнской был практически их соседом. Матушка Алекса родом из Екатеринбурга, где ее отец владел недвижимостью, заводом и двумя железными рудниками. Словом, господин Риттер женихом был завидным – не говоря уж о том, что и внешне весьма недурен. Молод, высок, с великолепной военной выправкой, густой темно-русой шевелюрой и дерзким, полным жизни и веселья, взглядом.
Не заметить Алекса Риттера было сложно.
А к концу же того вечера Лиза, как и прочие, питавшие в отношении него надежды девушки, наблюдала, как Риттер ни на шаг не отходит от какой-то начинающей певички, приглашенной для развлечения гостей. Певичка слегка фальшивила, когда пела, зато имела огромные бездонные глаза и пышные кудри, выкрашенные в пошлый рыжий цвет. Не удивительно, что меньше чем через год она уже состояла в штате театра и пела ведущие партии. Неплохо пела, к слову, уже не фальшивила.
Ну а Алекс… много воды утекло за эти три года, и он уже больше не считался завидным женихом.
– Елизавета Львовна! – снова напомнила о себе горничная. – Барышня, ну так что, выбрасывать цветочки, али как?
Лиза задумчиво поглядела на орхидеи, потом на записку и молвила:
– Оставь.
Посылку она разглядывала, находясь в гостиной на первом этаже, через коридор от отцовского кабинета. По утрам батюшка теперь частенько работал дома и визитеров не принимал – Лиза знала бы. Потому-то она и насторожилась,