огромна, озорна, стозевна. И лаяй. Я пытаюсь думать. Ноя знаю, что в моем мозгу количество клеток, жаждущих гастрономических и прочих удовольствий давно превысило количество клеток, двигающих вперед мыслительный процесс. Причем с течением времени это соотношение все увеличивается, и не в пользу мыслительного процесса.
– Интересно, конечно, и в то же время, Тони, это просто цифры, – говорю я. – Все эти сотни миллионов никуда не девались. Они существовали только на бумаге – вернее в памяти машины. Изделия не были отгружены, они, черт возьми, не были даже произведены. Так кому от этого плохо? Гансу Шли… как его, черта, Шлиеренцауэру с его маниакальной тщательностью? Нет, пусть идет пиво пить. Бир тринкен. Зофорт!
– И тем не менее, странно как-то, – говорит Тони задумчиво. – А потом, не всегда все так невинно заканчивается. Ты знаешь, сколько времени занимает производственный цикл для наших микропроцессоров?
– Что-то долго они эти чипы маринуют, недели четыре, по-моему.
– Шесть, Павел. Шесть недель. Так вот, иногда получается, что график поставок меняется уже после того, как партию запускают в работу. Остановить процесс нельзя. В результате гигантская партия оказывается на складе, где проводит месяцы, морально устаревает, и хорошо, если ее удается, в конце концов, продать за половину или четверть цены.
– Да, Тони, а я думал только в матушке России бардак. Слушай, а ты ничего не путаешь, а?
Плюшевый мишка надувает губы.
– Ладно, я пошутил.
– Сэр, это вам, – желтый изможденный официант протягивает сложенный вдвое листок бумаги, из которого выглядывает визитная карточка. – Вон от той дамы.
Он показывает косыми глазами в сторону двери, через которую заведение собирается покинуть блондинка, сидевшая за два столика от нас с Тони. Я еще раз лучезарно ей улыбаюсь. Блондинка смотрит сквозь меня и выходит. Правильно, милая: конспирация, конспирация и еще раз конспирация. Я протягиваю руку, чтобы принять письмо поклонницы. Ах, как они надоели, на самом деле!
– Извините, сэр, но это не вам. Это вашему другу, – загадочное послание ложится перед Тони Мак-Фарреллом. Тони пожимает плечами и разворачивает записку. Я знаю, что читать чужие письма очень нехорошо. Я вытягиваю шею и читаю вслух: «Позвони мне. Буду ждать. Каролина». Тони Мак-Фаррелл сконфуженно сопит.
– Как ты это делаешь, пес? Как, а? – я стараюсь говорить вполголоса, но получается плохо.
– Чего я делаю-то? Я ничего и не делаю… – бормочет Тони.
– Вот именно, что ты даже ничего и не делаешь! Сами лезут, как мухи, на… на джем. Это уже третья такая записка за четыре месяца! А сколько их перед тобой спотыкается, наступает тебе на ногу, роняет всякую дрянь вообще не сосчитать! Ты же женатый человек. Отец семейства. Стыдись! Смотри, все Оливии расскажу – не поздоровится! Португальские женщины, они знаешь какие?
– Ну, думаю, что знаю, – улыбается Тони. – Все-таки почти семь лет женаты.
– Нет, брат,