добрые.
– Они, – сказала Мэри, – да кто они такие, чтобы проявлять к нам доброту?
– Ну хватит! Мы не смогли бы заняться бизнесом, если бы бабушки не помогали нам во всем.
– Роз, черт ее возьми, все время так тактична, – прорвало Мэри, не без помощи шампанского. Она подлила себе еще.
– Да обе они очень тактичные.
– Больше тебе и пожаловаться не на что.
– У меня такое ощущение, что они все время наблюдают за нами, проверяя: соответствуем ли мы их стандартам?
– Каким стандартам?
– Не знаю. – Мэри уже была готова расплакаться. – Если бы я только знала. Там что-то нечисто.
– Они просто не хотят показаться слишком уж навязчивыми свекровями.
– Иногда я их просто ненавижу.
– Так уж и ненавидишь, – пренебрежительно повторила Ханна с улыбкой.
– Ты что, не понимаешь, что наши мужья принадлежат им?! Порой мне кажется…
– Все потому, что они росли без отцов – мальчишки. У Иена отец умер, а у Тома – ушел и женился на другой. Поэтому все четверо так близки друг другу.
– Да мне плевать, почему так. Я иногда чувствую себя просто какой-то запасной деталью.
– Мне кажется, ты несправедлива.
– Тому вообще было все равно, на ком жениться. Мог бы взять себе в жены и чайку или… или… вомбата.
Ханна со смехом откинулась на спинку кресла.
– Я серьезно! Черт, и он всегда такой добренький. Такой милый. Я на него ору, задираю, я на все что угодно иду – чтобы он меня разглядел. После чего мы оказываемся в кровати и трахаемся.
Но Ханне эти чувства не были знакомы. Она знала, что нужна Иену. Дело не в том, что он частично зависел от нее из-за своей ноги, нет: иногда он просто льнул к ней, как ребенок. Да, в нем было что-то детское – немножечко. Однажды ночью он позвал во сне Роз, и Ханна его разбудила.
– Тебе Роз снилась, – сказала она.
Он сразу же пришел в себя:
– Ничего удивительного. Я всю жизнь прожил с ней рядом. Она мне – как мать, – и уткнулся лицом ей в грудь. – Ох, Ханна, я не знаю, что бы я без тебя делал.
Теперь, когда и Ханна была против нее, Мэри почувствовала себя еще более одинокой. Когда-то она думала, что «вот Ханна, хотя бы у меня есть Ханна…».
Обдумывая этот разговор впоследствии, Мэри все думала, что чего-то не замечает. Она всегда это ощущала. Но с другой стороны: на что ей жаловаться? Ханна права. О таких мужьях, как у них, мечтают многие, они и известны, и устроены в жизни, и богаты, и всеми любимы – так что же ее не устраивает? «У меня есть все», – решила она. Но потом какой-то голос из глубины: «У меня ничего нет». Ей постоянно чего-то не хватало. «У меня ничего нет», – сказала она сама себе, когда на нее нахлынула волна пустоты. В самой сокровенной сердцевине ее жизни – ничего.
Но она не могла определить конкретно: что же не так, чего не хватает. Значит, наверное, что-то не так с ней самой. Это она, Мэри, неправильная. Но почему? В чем проблема? И она все думала об этом и думала…
Иногда ей становилось так плохо, что хотелось