мальчишке твердо глянуть в глаза очередному сенатору, и тот понимал, что Цезарь не ошибся в выборе.
Когда-то Цезарь говорил, что от его племянника разные сплетни и слухи отскакивают, как мелкие камешки от шкуры взрослого бегемота. Он был прав, Октавиан, словно не замечая насмешек и откровенных оскорблений в свой адрес, спокойно делал то, ради чего пришел в Рим.
Марк Антоний тоже почувствовал эту силу, как и то, что противостоять не сможет. Он зря кричал в лицо Октавиану, что наследство денег не означает наследства власти и политического веса, что занять место Цезаря щенку не удастся. «Щенок» делал все спокойно и без истерик. Признав завещание, он был вынужден распродать свою собственность и собственность своей матери – племянницы Цезаря, чтобы выплатить ветеранам и гражданам Рима обещанные Цезарем по триста сестерциев каждому.
Расчет оказался верен, Октавиан одним ударом лишил Антония преимущества перед простыми гражданами. Конечно, Рим не перестал насмехаться над племянничком, но делал это уже не так рьяно.
Теперь предстояло победить сенат, Антоний прав, наследование состояния, которого попросту не оказалось, еще не наследование власти. Но Октавиан пока не торопился, он спокойно искал союзников.
Одним из таких оказался Марк Туллий Цицерон, который вообще-то отошел от дел, но готов вернуться в политику снова. Он, словно застоявшаяся боевая лошадь, бьющая копытом при звуке трубы или боя, предвкушал новые словесные баталии в сенате. Если бы только Марк Туллий знал, к чему приведет его активность, вряд ли бы старик ввязывался в политическое противостояние снова.
Реальная власть все же была в руках у Марка Антония. И вот тут сказалась разница между ним и Октавианом. Пока Антоний упивался своей властью, Октавиан тихо, шаг за шагом ее забирал. Для начала он потребовал если не наказания, то удаления убийц Цезаря. Уже и без него осознавшие, что совершенное преступление ни к чему не привело, Гай Кассий и Марк Брут поспешно отбыли в Сирию, куда наместником хотя и был назначен Гней Долабелла, но в должность не вступил. Сейчас убийцам Цезаря лучше держаться подальше от Рима, это понимали и они сами.
Постепенно, шаг за шагом Октавиан подбирался к власти, он сумел использовать неприязнь Цицерона к Марку Антонию и осторожно подтолкнуть оратора к нападкам на своего политического противника. Цицерон, которому давно не представлялась возможность столь активно демонстрировать свое ораторское мастерство, теперь отводил душу. Не столь уж был ему ненавистен Марк Антоний, сколь привлекательна возможность в очередной раз показать себя лично. Одна за другой появлялись филиппики против Марка Антония.
Он нападал и нападал, совершенно не думая о том, что будет, если эти два человека – Марк Антоний и Октавиан – договорятся. Дошло до того, что Марка Антония едва не внесли в проскрипционные (черные) списки, зачисление в которые означало изгнание навсегда, потому что любой римский гражданин,