те, кто обычно не посещал больного в его покоях. Я и видела-то их всего несколько раз, за ужином, где обычно, кроме близких родственников князя, собирались и его придворные. Как всегда, когда говорили все одновременно и о разном, разобраться в речах было затруднительно. Но все сразу замолчали, когда дверь отворилась в очередной раз. Мальчик-паж шагнул навстречу – и столь же резво попятился.
В комнату вошли два «ястреба». Больше суток их в замке никто не видел – уехали еще вчера на рассвете и вернулись только что, вскоре после полудня. Они принесли небольшой холщовый мешок, в котором что-то лежало, и остановились на пороге, словно давая себя рассмотреть. А сами тем временем рассматривали остальных.
Посетители сразу притихли, отпрянули и едва не вжались в стены. Агнешка, по-приятельски сидевшая на постели брата, сползла с нее и двумя руками вцепилась в ладонь матери. Пани Бедвира заткнулась на полуслове и застыла столбом. Хаши, отец и сын, переглянулись и несколько раз пихнули друг друга локтями. Остальные просто сделали шаг назад, расчищая пространство. На месте остались лишь оцепеневший паж и я. И то ненадолго – меня дернули за рукав, вынуждая отступить подальше.
Рукав дернула госпожа Мариша. На домоправительнице не было лица.
– Прилетели, стервятники, – прошептала она, отворачиваясь. – И когда только уберутся!
– Откуда они вообще тут взялись? Я слышала, их наняли, чтобы они очистили окрестности от стай волкопсов?
– Да с такой мелочью и егеря справились бы! – тихо фыркнула домоправительница. – Этих сюда за другим делом пригласили. Они…
Я остановила собеседницу – решив, что на них достаточно налюбовались, «ястребы» подошли к княжеской постели.
– Сожалею, что не встречаю вас надлежащим образом, – заговорил Витолд, – но целитель прописал мне как можно меньше двигаться. Я должен соблюдать постельный режим…
– Нас это совершенно не волнует, – старший, носивший звание «коршун», даже рукой махнул. – Мы пришли только затем, чтобы сказать, что первая предварительная поездка закончилась удачей. Здесь, – он кивнул младшему напарнику, и тот подтащил мешок ближе, – головы трех волкопсов, убитых нами сегодня утром.
Младший «ястреб» полез в мешок и, пошарив, достал за уши крупную лобастую голову. При жизни волкопес был темно-серой масти. Широкие челюсти. Болтающиеся уши. Кровь уже перестала сочиться, но из обрубка шеи торчали перерезанные сухожилия, трубка трахеи и обрывки мышц. Судя по размерам головы, волкопес был на две ладони выше любой из охотничьих собак. Примерно двух с половиной локтей в холке, если не больше.
– Ого! – Витолд подался вперед. На его лице отразилось живейшее любопытство. Он даже потянулся потрогать и пощупать отрубленную голову. – Какая красота!
Я невольно фыркнула – нашел чем любоваться. Впрочем, не в этом ли заключалась его странность – в том, что он видел наш мир не таким, как все? Но подобная странность – тем более не повод ненавидеть его настолько, чтобы желать