меня осенило. Татуировка телохранителя! Поднеся руку к лицу, я увидел, как густым черным цветом налилось изображение щита и рунной вязи под ним. Сердце пропустило удар. Голову тут же наполнили худшие предположения. Схватив бурдюк и набросив рубашку, я помчался через пролесок.
В этот раз я не спотыкался об корни, сучья не трогали руки и лицо. Я бежал, как учил Добряк, я бежал, как научился сам, но порой, как бы быстро ты ни бежал, время все равно быстрее. Вот лицо обдало жаром, а воздух стал жечь легкие. Я выскочил на поляну и тут же прикрыл глаза. Все вокруг было в огне. Горели повозки, пустые сундуки и ящики, даже люди. Но сознание отказывалось принимать происходящее, оно вопило об иррациональности суровой реальности. Откуда на Сулийской дороге взяться разбойникам, что способны одолеть дюжину охранников и трех телохранителей? Нет, этого просто не может быть. Здесь могут быть лихие люди, крестьяне с вилами, шатуны, но организованная банда… И тем не менее я видел, что извозчик все еще держал вожжи в руках, но лицо его уже давно застыло, а глаза подернулись мутной пленкой. Он навсегда останется на своем месте, пришпиленный к повозке длинным арбалетным болтом, торчащим из груди. Я видел, как других, пронзенных острой сталью, уже объяли языки пламени. Огонь лизал их со страстью пылкой любовницы, и запах горелого мяса наполнял ноздри. Руку снова обожгло. Я обернулся в поисках того, кто мог бы меня призвать. И я его нашел.
Оргонг лежал на земле. Его грудь дрожала, рука сжимала рассеченный живот, а из разрубленной ноги толчками била кровь. Я подбежал к нему. На миг его взгляд очистился, сухие губы прошептали:
– Север!
С этим он ушел. Грудь замерла, а взгляд помутнел. Я только кивнул и, аккуратно опустив голову покойника на землю, обернулся в поисках своих вещей. В голове билась одна мысль: «Лишь бы не забрали, лишь бы не забрали». И ощутил невероятное облегчение, когда в тени туба обнаружил мешки, заваленные ветками и землей. Буквально подлетев к ним, тут же нацепил сабли, отчего сердце чуть не выпрыгнуло из груди. Я не представляю себе то сумасшествие, что накатило бы на меня, если бы их увели. На рубашку легли две перевязи с листовидными ножами, в голенища сапог ухнули кинжалы. За поясом закрепил две стрелки и еще три ножа. Из одежды взял лишь то, что было на мне, да накинул куртку с плащом. Остальное оставил. Сумку с дневником и писчими принадлежностями закрепил на бедре.
Поднявшись, я схватил оставшиеся мешки и бросил в огонь. Хоть такой вклад в погребальный костер. Но смотреть на устремляющиеся к небу языки пламени не стал. Вместо этого, накинув капюшон, рванул в направлении, что указал Орго. Себя я в произошедшем не винил. Будь я здесь в момент нападения, мало что изменилось бы. Мы не думали о бандитах, их вообще, кроме как на трактах, нигде нет. Но все же червячок совести точил меня, подобно капле, пробивающей камень. Впрочем, сейчас не до этого.
Добежав до леса, я напряг глаза и пошел по следу. Лес – это всегда союзник, иногда нейтральный наблюдатель, но никогда не враг. Последнее