надо поговорить с ним. Он мне… – Ирлмайер немного замялся, подбирая нужное слово, – должен. А долги надо возвращать.
– Мы вас проводим.
– Нет-нет, стой здесь. Не нервируй снайпера.
Вилла – Ирлмайер был здесь два раза, оба раза недолго – оказалась покалечена градом пуль, отметки хорошо виднелись на белых стенах даже ночью. Часть освещения была разбита вместе со стеклами, часть еще действовала. В лазурной воде верхнего бассейна – а тут их было ровно три – лежал труп, и кровь от него в воде висела черным облаком.
Плохо. Плохо. Все плохо. Хуже всего то, что ты не создаешь историю, а всего лишь пытаешься разгрести то, что натворили другие. Идешь по чьим-то кровавым следам.
Ирлмайер вошел в дом, где у окон под прикрытием бетонных стен занимали позиции граничары, охранники Младеновича. И никто не посмел остановить его.
Генерал Анте Младенович, солдат, националист, возможно, что военный преступник, контрабандист, специалист по улаживанию дел, неважно каких и какими методами, любитель женщин на сорок лет моложе себя, сидел в кресле в своей военной форме. На столе лежал заряженный автомат, и рядом с ним – огромная сумка, застегнутая на молнию. Он и не пытался сопротивляться – в отличие от своих граничар, знал, что уже бесполезно.
Тело так и лежало на ковре. Тело в сутане. Его не убрали. Ковер впитал кровь, хотя уже попахивало…
Доктор Манфред Ирлмайер прошелся по кабинету, ногой перевернул лежащее на ковре тело. Подслеповато вгляделся.
– Вот ты и получил свое… – пробормотал он по-немецки.
– Что? Что вы сказали?
– Да так. Мысли вслух, генерал. О бренности нашего земного существования.
В пролом в бронированном окне несло гарью.
– Полагаю, господин генерал, нам есть о чем поговорить, не так ли…
– Так, значит, вы не знаете, каким образом в Риме оказался готовый ядерный заряд? – уточнил Ирлмайер, пристально глядя на собеседника.
– Говорю вам в который уже раз… – с отчаянием в голосе проговорил Младенович, сильно постаревший за несколько часов, может, даже за несколько минут штурма, – я не знаю, как это оказалось в Риме. Не знаю, что и как там взорвалось, не знаю! Можете проверить меня на детекторе, вколоть скополамин – я отвечу вам то же самое: я не знаю. Господи, я почти сорок лет в армии. И знаю порядки. Зачем мне связываться с ядерным оружием, разве я не знаю, что за это бывает?
– Ну… жадность, для примера.
– Никакие деньги не стоят человеческой жизни. Тех, кто замешан в подобном, казнят без приговора…
Почему-то Ирлмайеру хотелось поверить. Хотя бы потому, что в Берлине речь пойдет уже о его виновности и его ответственности за все это. Они были как бараны – висящие за одну ногу…
– Еще раз. Вы возили уран?
– Да. Говорю же вам, да!
– Откуда?
– Тайные прииски. Конго. Те края…
– Какой чистоты обогащения?
– Пять процентов. Пять процентов…
– Что ты мне врешь! – заорал Ирлмайер. – Где ты его обогащал, говори! Как он