крев… – Пан Стани́слав вытер ладонью слезы. – Иди, Слава, к столу, помяни Лизоньку, я приду позже.
Отец вышел из кухни, Дайнека осталась со стариком.
– Знаю, тяжело. Посиди… – сказал он. – Бабушка очень любила тебя.
– Я тоже ее любила.
– Месяц назад она составила завещание. Свою половину дома оставила тебе. Не забывай ее…
– Не забуду.
– Лизоньке было здесь хорошо. Жаль, что недолго. – Старик вспомнил. – Я должен отдать тебе ее документы.
– Какие документы?
– Семейный архив. Вернее, часть архива. По просьбе твоей бабушки документы хранились в моем сейфе. Вчера я принес их из нотариальной конторы.
– Все еще там работаете?
– Буду работать, пока ходят ноги.
В кухню вернулся отец:
– Все разошлись. Осталась только соседка, она вымоет посуду и принесет ключи. Станислав Казимирович, я благодарен вам за все, если бы вы сообщили мне раньше…
– Не стоит благодарностей, Слава. Времени было в обрез, к тому же это – мой долг.
Мачульский тяжело поднялся со стула. Темный костюм подчеркивал врожденное благородство осанки. Он совершенно выпадал из кухонного антуража. Породистый профиль, аккуратно подстриженные седые волосы…
Взглянув в лицо старика, Дайнека вдруг поняла, что он с трудом стоит на ногах.
Пан Стани́слав покачнулся, медленно опустился на стул и начал заваливаться на бок. Он удивленно повел глазами, будто прислушиваясь к чему-то внутри себя.
Дайнека бросилась к нему.
– «Скорую!» Немедленно вызывайте «Скорую!» – завопила она испуганно.
Глава 2
Старое письмо
Отец уехал в Москву вечером, когда окончательно выяснилось, что Мачульскому ничего страшного не грозит. Дайнека осталась, пообещав, что вернется домой поездом и, конечно же, будет держать отца в курсе событий.
Несколько часов, которые пришлось провести у постели пана Стани́слава, показались ей вечностью.
Как только старик уснул, Дайнека решила, что он умирает. Она смотрела не отрываясь на его бледные веки, надеясь заметить хоть какое-то движение. Несколько раз они подрагивали, но глаза не открывались.
Дайнека вскакивала с кресла, в смятении металась по комнате, потом садилась и снова смотрела в бескровное лицо старика.
Она вышла только на пять минут для того, чтобы покормить кота, а когда вернулась, увидела, что больной проснулся.
– Господи… наконец-то.
– Что, испугал я тебя?..
– Ерунда, – с притворной беспечностью отмахнулась она, и только глаза выдавали ее тревогу. – Если хотите, я что-нибудь приготовлю.
– Сиди… – сказал пан Стани́слав. – Я не хочу есть. Давай лучше поговорим. Только придвинься ближе… глуховат я стал… Слабость, да еще этот шум в ушах…
Она покорно придвинула кресло, Мачульский взял с тумбочки коричневый бумажный пакет и положил на ее колени.
– Вот, – сказал он, – пришло твое время…
Дайнека поежилась.