Мне-то что, свои деньги я все равно получу, – сказал он, садясь в автомобиль. – Но что я расскажу Последнему?
Граф не ответил. Через некоторое время ему удалось сесть на хвост «пежо» Альберто Кампоса, аргентинца, не проигравшего ни одной гонки за пять месяцев и одиннадцать дней; Д’Амброзио держался за ним до тех пор, пока под проливным дождем не обошел его справа, поразив местных жителей, которые вспоминают этот обгон по сей день.
– Вот это и расскажешь, – пробормотал он, вылезая из машины, что казалась изваянной из грязи.
В Турин они пришли третьими, в Анкону – восьмыми, а на сицилийских горах неожиданно оказались первыми. В газетах появился снимок, на котором они напоминали двух гигантских насекомых. И подпись: Д’Амброзио Парри, отважные покорители горного серпантина Колле-Тарсо. Последний вырезал фотографию и повесил над кроватью. По вечерам он разглядывал ее и пытался представить, что же такое горный серпантин. Он склонялся к мысли, что это какой-то дикий зверь с длинной шерстью, который переваливается на ходу с боку на бок. Обитает такой зверь в горах на высоте не меньше тысячи метров. Если он голодный, живым от него не уйти. Однажды Либеро Парри взял лист бумаги и нарисовал его для сына. Он изобразил гору и поднимающуюся на вершину – виток за витком – дорогу. Рисунок нисколько не разочаровал Последнего, напротив – заворожил его. Для ребенка, выросшего среди полей, где горка Пьяссебене – единственное, что нарушает ровную линию горизонта, дорога, ползущая в гору с невозмутимостью огромной змеи, – это нечто совершенно невообразимое. Он провел пальцем по ее изгибам – снизу доверху.
– С другой стороны то же самое, только дорога ведет вниз, – объяснил Либеро Парри.
Палец Последнего съехал вниз. После чего сын спросил, можно ли ему еще раз проделать тот же путь – только теперь уже без остановки – с начала до конца.
– Можно.
На этот раз он изображал рев мотора и визг тормозов. И наклонялся то вправо, то влево, подчиняясь петляющей дороге: центробежная сила вдавливала ягодицы в сиденье, рукам передавались резкие, как удары хлыста, заносы. За всю жизнь он проехал на автомобиле километра четыре, но эти ощущения уже знал. Истинный талант – знать ответы на еще не возникшие вопросы.
Близ Ливорно, поднимаясь в гору, Д’Амброзио не смог вписаться в поворот и сломал запястье. О дальнейшем участии в гонках не могло быть и речи. Но как-то в воскресенье они все отправились в Мантую – туда приехал сам Лафонтен, великий гонщик. Это был первый и единственный пробег, который когда-либо видел Последний.
Вопреки ожиданиям, Флоранс решила присоединиться к ним.
– Если уж смотреть на гонки, так хоть на те, где умирают другие, а не вы двое.
Графу удалось добыть места на трибуне прямо у финиша, где их соседями оказались дамы в огромных шляпах и дети в курточках с золотыми пуговицами. Либеро Парри, нарядившийся в клетчатую рубашку и по такому торжественному случаю зачесавший волосы назад, поднимаясь на трибуну, уже вспотел от напряжения. Сперва он молчал, недовольно ерзая на сиденье, потом принялся ворчать,