власть каждый день носят рабы на плечах! «Ей не страшны ни стрела, ни клинок, по твоей воле убьет и одного врага, и сотню».
Между тем огневуха с каждым днем все меньше откладывает яиц. И когда ей снова взбредет в голову нестись – Развияру неведомо.
Цена свободы. Власть. Пусть на три дня и три ночи; Развияру только бы вырваться. Он уйдет в горы, и там затаится, а позже выследит караван на Фер и пристроится потихоньку, а там уйдет в море, хоть юнгой, хоть матросом. Надо только правильно выбрать время…
Он лежал на спине, улыбаясь в темноту, и видел, как несутся по полю рыжие и легкие, как искры, белки.
На рассвете, когда рабы по очереди умывались из ручья, Развияр, не сомкнувший глаз за всю ночь, твердо знал: этот день изменит его судьбу. Цепочкой вышли из Восточной темницы, получили завтрак в руки, и тут Роджи сказал, что носильщиков сегодня нужно только трое.
– Ты, – он тыкал шишковатым пальцем в грудь очередному рабу, – ты…
Развияр обомлел.
– И ты, – последним Роджи выбрал высокого парня по кличке Нос, – вы, трое, берите коромысла. А ты, книжник, пойдешь разгружать телеги с крупой, вчера пришел караван.
Развияр стоял, потрясенный. Свобода была на расстоянии вытянутой руки – и ускользнула. К своему стыду, он чувствовал трусливое облегчение: не придется драться и убивать. Все останется по-прежнему.
– Роджи, – сказал Нос очень тихо. – Я вчера ногу подвернул…
И поддернул штанину, показывая опухшую лодыжку.
– Шуу, – выплюнул надзиратель. – Больше ничего не подвернул? Иди на подъемнике ворот крутить, а то я тебе подверну, не встанешь! Ты, Жирный, с ворота переходишь на разгрузку…
Взгляд надзирателя, привычно угрюмый, переметнулся на Развияра.
– Бери коромысло, книжник. Поцарапаешь скорлупу – шкуру спущу.
Носильщики разобрали коромысла. Развияру досталась очень удобная палка, чуть изогнутая, отшлифованная сотнями рук. Двинулись по тропинке вверх – десять поворотов, одиннадцать тысяч шагов.
Он обогнал двух других. Потом отстал и поплелся в хвосте. Не надо торопиться; пусть они возьмут груз и уйдут вперед.
Выровняв дыхание, усилием воли перестал считать шаги. Надо собраться. Надо решить, как и когда разбивать яйцо. Знают ли надзиратели тайну личинок? Что, если взбунтовавшегося раба сразу же пристрелят – издалека? Сможет ли защитить его личинка огневухи?
Грузчики осторожно выкатывали яйца из гнезда, вязали веревками, навешивали на коромысла. В дыму, в треске искр, они сами казались чудовищами – от копоти их кожа сделалась черно-серой. «Устала, старушка, это последние яйца, завтра уже не будет», – Развияр сам слышал, как один грузчик сказал это другому. Счетовод с табличкой делал пометки, бормоча под нос, проверяя цифры – внизу, где приемка, стоит другой счетовод, и каждый день по окончании работ они сверяются, чтобы убедиться: не пропало ни одного яйца.
Скрипели блоки, звенели цепи, шипели носильщики, когда искра попадала в прореху