коекакие деньги для его гарнизона, он под честное слово одолжил 12 тысяч ливров у главного сборщика налогов.
Оба эти дела были представлены Королеве как нечистоплотные махинации, к тому же второе дело было подано как покушение на должностное лицо Короля с целью убедить Королеву в том, что он совершил бы еще немало подобных поступков в случае свадьбы его сына с дочерью графа81.
Обнаружив по возвращении, что настроение Королевы изменилось, маркиз д’Анкр принес самые изысканные извинения графу, который, справедливо рассудив, что причиной такого изменения были министры, испугался, и не без оснований, что, поставив на его обиду, те не остановятся на этом, но попытаются всеми средствами настроить Королеву против него.
Первым следствием этого был отказ в приобретении поместья Алансон, которое он отнял у герцога Вюртембергского, надеясь, что его не осудят за это; чтобы иметь предлог отклонить его притязания, Королева приобрела это поместье для себя самой. Он так разобиделся, что решил вступить в союз с наследником и обзавестись как можно большим количеством друзей; почувствовав, куда дует ветер, министры направили без его ведома одного гонца к господину д’Эпернону, другого – к Господину Принцу, чтобы те прибыли ко двору.
Де Гизы, огорченные союзом между Господином Графом и маркизом д’Анкром, разделяя в этом настроения министров, хотя и руководствуясь различными побуждениями, решились помогать всему, что могло бы расстроить этот союз.
Рассматривая маркиза де Кёвра как связного – а его они также ненавидели, как и графа Суассонского и весь этот союз, опасаясь продвижения маркиза, – они думали, что лучшим средством расстроить его было отделаться от того, кто был в нем связующим началом.
Чтобы замаскировать сию злоумышленную акцию, затеянную ими в собственных целях, шевалье де Гиз, перехватив маркиза де Кёвра из Лувра, будто бы случайно остановил его карету и попросил его выйти, желая якобы обменяться парой слов. Маркиз де Кёвр, при котором не было шпаги и который ничего не подозревал – у него не было причин для ссоры с Принцем, ведь накануне вечером в кабинете Королевы они долго беседовали, а затем герцог де Гиз принимал его у себя за ужином, – тотчас же вышел из кареты. Каково же было его удивление, когда, приветствуя шевалье де Гиза, он услышал от того, что плохо говорил о нем у некой дамы и что тот здесь, дабы убить его. Удивление его возросло еще больше, когда он увидел, что тот взялся за шпагу, дабы привести угрозу в исполнение, но не настолько, чтобы совсем потеряться: заметив, что входная дверь дома нотариуса Брике открыта, он бросился туда с такой проворностью, что шевалье, которого сопровождали Монплезир с пятью или шестью лакеями при шпагах, так и не сумел его догнать.
После провала этого замысла, осужденного всеми, друзья и того и другого сумели примирить шевалье и маркиза; но, подобно поводу к ссоре, примирение также было надуманным.
Вскоре после этого, когда Принц прибыл ко двору, граф Суассонский, готовящийся