наступившая ясность вредит сиюминутному целеполаганию, мешает, когда приходит пора лететь в Москву и снова быстро и много работать на конкретные результаты, а ты уже смотришь чуть выше и дальше прежних ориентиров. И не то чтобы просветлилась, это вряд ли, но «мне тебя уже не надо», мне этого и того уже не надо, изменился ритм крови, и нужно, оказывается, всё другое, несовместимое с прежней жизнью, разве что платье я бы купила ещё одно такое же, как износила там. Но только где его теперь взять, прошлогодняя летняя коллекция канула глубже, чем в Лету, – вышла из моды и больше не продаётся.
Вдруг получится, и я забуду тебя, Jerusalem, тогда не надо отсушивать мне руку, если можно, пожалуйста, и язык тоже, всё равно такая бесславная бессловесность иногда, что даже по имени невозможно назвать, а только jer, джер.
Строго говоря, в нём действительно нет безопасности, только покой. Кажется, они все там собираются жить вечно тем или иным способом, через того или иного провайдера, или вовсе не думая о технической части вопроса, и потому к жизни у них отношение нежное, но такое, без фанатизма. Возможно, люди с острым страхом смерти там не справляются. Или другой какой-то есть маркёр, из-за которого у одних не получается даже въехать в город, а других jer втягивает и присваивает. Тут важно не делать две вещи: не думать, будто ты всё понял, – это у тебя в таком случае иерусалимский синдром, зайчик; и не считать, что ты особенный, если тебе там хорошо/плохо, – это тоже он, синдром. Вообще, попробуй не думать о белом слоне на холмах, позволь ему просто пастись, и всё само как-нибудь определится.
Я только знаю, что теперь существую относительно города, точно как мои котики существуют относительно друг друга – что бы они ни делали, один располагается в пространстве, имея в виду второго, постоянно соблюдая какую-то сложную симметрию тел, ушей, точек обзора, выражений спин. И где бы я ни находилась, я теперь всегда на определённом расстоянии от jer.
Это слегка стесняет.
И уж лучше я поселюсь в Тель-Авиве, в весёлом городе без претензий, суббот и правил.
Всё тянула с этим текстом, сначала он созревал, сгущался из впечатлений, уплотнялся – и почти уже совсем овеществился, но тут появились суеверные соображения. И он ещё некоторое время стоял в углу, как рыцарские доспехи, мимо которых без интереса проходят туристы, а потом вдруг оказывается, что это не жестянка вовсе, а фамильное привидение.
Призрак оказался настолько мясным, что из него получился большой рассказ и пара колонок, но я всё время знала, что главная история впереди.
Весёлый город Тель-Авив начался для меня в такси, когда я вполуха слушала болтовню водительской рации, рассматривала поблёскивающее вечернее шоссе, пальмы, а сама всё время старалась не хихикать. Потому что тем утром, десятого ноября, в Москве выпал снег, я видела его из окна аэроэкспресса, и по дороге в порт пришлось бормотать заклинание от депрессии: «И ничего, что снег, это не тебе, это им снег, а ты его не увидишь ещё две недели. Там солнце, там вообще плюс двадцать три, вот же написали» – и трогать айпадик, в котором погодное приложение