комок плоти размером с котенка. Солдат испортил все, что мог: большое и малое, человеческое и животное. Среди прочего девушку расстраивало то, что она потеряла счет дней из-за родов, потому как не знала, лежала она без сознания день, два или вообще находилась во сне с самого начала.
Но даже поломка системы подсчета так не гложила Авелин, как проклятая крыса, неизвестно откуда пришедшая и принявшаяся сжирать ногу Армэля.
Она ненавидела ее так же, как того светловолосого немца, но не могла убить. А та, словно смеясь, стала бегать по банкам, подгрызая крышки и стуча по ним лапками. Вот и теперь она делала то же самое.
– Опять пришла. Крыса, – сказала Авелин и бросила в сторону шороха косой.
Фонарик Уокера уставился на полку, и зверек, напугавшись, соскользнул с банки, утягивая ее за собой. Звук разбившегося стекла оказался не таким громким – полка находилась невысоко. Крыса на мгновение увязла в разлившемся джеме, но потом сразу определила выход и забралась по рукаву кителя к Армэлю. Авелин в ужасе бросилась к нему.
– Убейте ее, месье Уокер, – страшным полушепотом воскликнула она, и Уокер привстал. – Убейте! Она опять начнет есть его ногу. Месье Уокер, держите ее! Вот она!
Крыса залезла под китель со стороны ног и копошилась теперь на животе. Армэль впервые, как видел Уокер, стал подавать признаки жизни. Он все еще не открывал глаз, но шевелил рукой, пытаясь поднять ее к тому месту, где сидела крыса. Рука падала. Каждое движение распространяло смрад.
– Ави, Ави, – слабо бормотал он, – она пришла. Она кусает меня. Ави, Ави…
– Месье Уокер!
Авелин стянула китель, скомкала его в ужасе и злобе и навалилась сверху. Ком дрожал. Уокер светил на него, нависнув сверху со штык-ножом в руке, и медлил. Дыхание участилось, но он уже не чувствовал запах, который витал вокруг. Крыса бешено билась под куполом сукна и пищала.
– Месье Уокер, – снова воскликнула девушка и зажмурилась, зажимая китель. – Пожалуйста.
Он ударил дважды. Второй удар был убийственным – лезвие вышло из кителя, обагренное кровью, и с глухим звоном упало на землю. Фонарь лег рядом. Под провалившимся куполом прекратился писк. Все было кончено.
Уокеру показалось, что Авелин проводила его странным благодарным взглядом, когда он ушел во тьму, где сидел раньше. Слабость и желание сна, чувство разочарования и ненависть к подвальному воздуху вновь овладели им.
«Ави, Ави», – снова слышалось во мраке угла, и это имя, эти едва живые буквы так били по голове Уокера, что он закрыл глаза руками. Он увидел простор поля в Лайт Плейсе, калитку с ржавым крюком и зеленую английскую траву. Небо виделось как яркий свод, и не было солнца, не было облаков. Он увидел белый дом и матушку, стоящую на его скрипучих ступенях. Увидел отца в форме, но без оружия, и к нему бежали его дети – братья и сестры Уокера. «Папа, здесь Тео! Наш Тео!» – кричала ему самая младшая Саманта. Неожиданно перед Уокером возникла черная строчка: «Милый Тео, с прискорбием сообщаю, что малышка Сэм и