и не проснуться.
Я же проснулась дома. Меня трясло, руки и ноги были холодны, хотя обогреватель работал на полную мощность. Моим первым желанием было перебраться к родителям, чтобы не быть одной. Но, поразмыслив, я пришла к выводу, что эту беду, пожалуй, можно накликать и на других, а значит, для моей семьи будет безопаснее без меня. Подремав днём, я внутренне приготовилась к продолжению.
И оно последовало. На этот раз мы находились в комнате, которую я сразу же узнала по пяти узким стенам эркера: мы были внутри дома с резной башенкой. Он сидел в кресле и дремал, рассеяно оглядываясь. Богатая обстановка поразила меня: пушистый узорчатый ковёр, бархатные шторы расшитые золотом, резные вазы с павлинами и розами. Приглядевшись, я заметила, что шторы плотно закрыты, а комната освещена множеством свечей. В этом мягком полумраке было жарко и даже несколько душно. Я слышала, как уютно потрескивали дрова. Этот звук смешивался с барабанящими по крыше и стёклам каплями дождя в причудливую, убаюкивающую мелодию. Внутренне я обрадовалась: неужели в эту ночь ничего страшного не случится? Всё казалось таким благополучным, таким добротным, обустроенным, домашним.
Наконец он встал и прошёл в угол комнаты, к небольшой печке, украшенной расписной плиткой. Кочергой приоткрыл створку и забросил пару поленьев, лежавших тут же. Дрова ярко полыхнули, возвещая о тепле. Я совсем успокоилась…
А он притянул к себе ведро, стоявшее чуть поодаль, и запустил туда руку. Моё сердце мгновенно всколыхнулось дурным предчувствием: что же там на этот раз? Он достал что-то и судорожным движением кинул в жерло печи. Неприятный, едкий запах обжёг обоняние; я сильно захотела зажмуриться, чтобы не видеть этого. Но мои глаза были его глазами, а он предпочёл смотреть, и, вопреки своему желанию, я разглядела их: блёклые и серые, они создавали клубы тёмного дыма. Каков же был мой ужас, когда я поняла, что это не дрова, это кости так уютно потрескивали в печи!
Я проснулась с какой-то тяжестью в груди. Мне не было холодно; в отличие от предыдущей ночи, меня не трясло. Стучали капли дождя по окнам и карнизам ночного города, но мне казалось, что это кости трещат, сгорая; работал обогреватель, но мне казалось, что тепло идёт от печи. Текли по щекам мои слёзы, но казалось, что вовсе не мои. И так оно и было, по крайней мере, отчасти. Одна ли я сейчас в своей комнате, в своём теле, или он тоже здесь, скорбит о ней со мною вместе?
Впрочем, все мои попытки почувствовать потустороннее присутствие ни к чему не привели. Да и зачем? Экскурсия ещё свежа в памяти, и было совершенно очевидно, что именно я увижу уже в эту ночь. Странно, но во мне не было ни ужаса, ни паники, ни желания как-то выпутаться из этой истории. Я смирилась и решила, что раз вижу эти сны, значит, в этом есть какой-то смысл, и мне следует его разгадать.
Итак, в третью ночь я оказалась в той же комнате, что и во вторую. Вот только на этот раз не было ни стола с расписными вазочками, ни пушистого кресла; лишь скромный тёмный гроб одиноко стоял