должен нам сказать о том,
Что произошло потом.
ЦЕЗАРЬ
Антоний!
АНТОНИЙ
Цезарь?
ЦЕЗАРЬ
Мне в окружении нужны мужи, которые толсты;
И чтобы головы у них были лысы,
И по ночам смотрели сны;
А, йентот, Кассий, – худощав и голодно глядящий;
Он много размышляет: с опасностью смотрящий.
АНТОНИЙ
Не бойся его Цезарь; он же не опасный;
Он честный Римлянин и нам подвластный.
ЦЕЗАРЬ
Будь он потолще! Хоть не боюсь его я мощи:
И если моё имя на кого наводит страх,
Того, не подпускаю близко, превращаю в прах,
Похоже, скоро этим лишним будет Кассий.
Много читающий;
Он главный и смотрящий – и он глядит, как судит
И только по делам людей: но он не любит
Игры без затей;
Как думаешь, Антоний; нет у него к музыке страстей,
Он не улыбчив, ну, а если засмеётся,
То шутка та презреньем духа твоего, с издёвкой обернётся.
Так улыбаться можно хоть чему,
Такие люди не позволят вольно биться сердцу твоему,
Их волны созерцания больше, чем они,
Поэтому они особенно опасности сродни
Быстрей, поближе ты ко мне уж подойди,
тебе скажу
Что опасаюсь, и чего боюсь.
И потому что Цезарь – я
всегда им остаюсь.
Стой от меня по правую ты руку,
а то на это ухо слышу туго,
Да, расскажи, как другу,
О нём, что ты подумал.
Церемониал. Проходят Цезарь и почитателей весь свет (а дальше – поезд из карет),
но только Каска, беспокоясь, ждёт ответ.
КАСКА
Ты потянул меня за тогу;
Зовёшь поговорить меня немного?
Брут
Ай, так, скажи, нам, добрый Каска, —
И отчего же Цезарь так не ласков,
Что Цезарь смотрит так тревожно?
Каска
Ну, почему, ты был с ним тоже,
А без тебя, ведь, невозможно?
Брут
Тогда я, Каска, задавать вопросов и не должен
КАСКА
Ну, почему, ведь там его короновали:
И быть с короной предлагали,
Но он отринул её тыльной стороной руки,
Конфуз; и тут же выкрики людские начались.
БРУТ
Из-за чего шум был второй?
КАСКА
Как, почему же? Да, потому же и другой.
КАССИЙ
Они там трижды прокричали:
А что те возгласы, в конце, там означали?
КАСКА
Как, почему же, всё от того же тона.
БРУТ
Ему, что, трижды предлагалась та корона?
КАСКА
Ай, коронованье не случилось, —
Он отстранялся трижды,
И всякий раз всё деликатнее,
чем предлагалось ему ранее,
И с каждым